Впервые Лес был бессилен против человека. Впервые все его смертельные ловушки перестали пугать двуногое существо: волки, пантеры и манулы («пушистые облачки») пугливо бежали при звуке одного единственного выстрела, а если не бежали, то укладывались спать навечно с пробитой черепушкой, шиповник не пробивал бронежилеты и каски, а чертополох ломал свои шипы о резину высоких, болотных сапог. Червей и ямы амалины высокоразумные человеки научились быстро обнаруживать и просто обходить, а насекомые вообще боялись лезть на них из-за репеллента. Лес беспомощно смотрел, как чужаки хозяйничают в святая святых, и сам Сарамон, наверное, не смог бы ничего поделать.
Солнце вот только вообще никого не щадило, особенно нагруженных, одетых как на войну путников, которые уже хлюпали своими сапогами.
– Твою мать, ну и жарища, – Крюгер вытер лоб рукой и поправил свою винтовку, которая торчала из- за спины, собирала очень много листвы и застревала во всех ветках подряд.
Озеро Крови богов появилось во всей красе к полудню второго дня. От вида черной, маслянистой жидкости у Альфонсо заболел живот, от легкого запаха сероводорода закружилась голова. Ему хотелось бежать подальше отсюда, туда, где прохлада листвы скрывает только запахи цветов и травы, но разведчики думали иначе. С минуту они стояли, разинув рты. А потом их как сорвало с цепи; крича и улюлюкая, скользя по пыли на склоне, падая на задницы, побежали они к озеру, размахивая оружием и руками.
– Сколько нефти!!– орали они, наперебой, – мы богаты, богаты!!
И без разницы было, кто во что верит и не верит – мысль о деньгах, заставляла всех кричать от восторга одинаково. Даже оружие побросали, забыв, где находятся, зашли, по колено, в черную дрянь, которую всякое зверье стороной обходит, принялись набирать ее в ладони.
Альфонсо стоял на берегу, поодаль, наблюдая эту картину и чувствуя гнев, нарастающий внутри черепной коробки. Они называли его Дикарем, но были не лучше, были просто опаснее, и не дрожь в руках, ни дико бьющееся сердце не кинули даже тени сомнения в том, что нужно предпринять. Альфонсо поднял сиротливо брошенный пистолет Музыканта – тот даже его потерял, обезумев от радости. Теоретически, он знал, как им пользоваться – много наблюдал за учениям новобранцев, но оружие ему никогда не давали, и теплая, тяжелая сталь не желала с ним сотрудничать, заставляла руки привыкать к весу и форме. Альфонсо делал все медленно, осторожно, как во сне, выводя на одну линию мушку с целиком, останавливая эту линию на уровне груди Вальтера, который стоял спиной и плескался в нефти, как ребенок в луже, со всей силы сжал рукоять в руках, посмотрел предохранитель, нащупал спусковой крючок.
И выстрелил.
И вспомнил, что Вальтер, как и все остальные, был в бронежилете.
Альфонсо показалось, что его самого ударили по ушам. Он знал про отдачу, напрягал руки со всей силы, но все равно пистолет дернулся неожиданно и огрызнулся дымом слишком громко.
Пуля не пробила бронежилет, но Вальтер все равно упал в нефть, вопя от боли, вызванной ударом пули, пока вопль не превратился в бульканье. Долгую секунду остальные четверо смотрели, как он барахтается, пытаясь встать. Черный и Веник бросились его поднимать, Музыкант и Крюгер обернулись к Альфонсо.
– Дикарь, какого лешего? Положи ствол, – больше изумлённо, нежели испуганно сказал Музыкант. Крюгер стоял молча, но по его взгляду было понятно – он понял, что разведчики слишком расслабились, понял, что совершили большую ошибку и понял, что им всем хана.
– Вас нельзя пускать в нашу страну, вы страшнее Леса, – гнев сказал губами Альфонсо эти слова очень спокойно, наслаждаясь страхом и болью ненавистных варваров. Он снова прицелился, выстрелил и попал музыканту в ногу, выбив колено. Крюгер, рыча как зверь, попытался было броситься, но выстрел в голень остудил его пыл, уронил в нефть; Черный и Веник замерли с Вальтером на руках. А потом Альфонсо стрелял: остервенело, злобно, словно добавляя скорости пуле своей ненавистью и жаждой мести, с удовлетворением глядя на то, как разведчики падают в свою дорогую черную лужу, барахтаются в ней, дышат ею, и жрут ее. Горячий, дымящийся пистолет отрекся от своего занятия, известив об этом щелчком затвора, и только тогда Альфонсо опустил руки.
Крюгер, рыча от боли, оставляя за собой черные полосы, полз по берегу в сторону Альфонсо. Точнее, в сторону своей винтовки. Остальных видно не было – нефть их поглотила.
– Куда ползешь, змейка? – Альфонсо наклонился над раненным.
– Я тебя прикончу, сука, – Крюгер отрыгнул черную, маслянистую жидкость вместе со словами, долго кашлял, не собираясь, видимо, претворять в жизнь свою угрозу.
– Маловероятно.
Альфонсо пинком перевернул храпящего снайпера на спину; сначала он хотел перерезать ему глотку кинжалом, но в нос ударил запах сероводорода, его затошнило, и он выстрелил Крюгеру в горло из арбалета.
И остался один на берегу озера.