Монах Ордена феникса

Как сказал кабатчик, дочь короля пропала из осажденного замка, не понятным образом, и в этом видели последнее деяние святого Алеццо, также пропавшего без вести; всех слуг казнили вместе с королем, он даже объяснил Альфонсо, где находится общая могила, и теперь, стоя у памятного камня, Альфонсо в полной мере чувствовал черную пустыню внутри себя, а еще пистолет, который он нацепил под рясу, шесть магазинов к нему, четыре гранаты на поясе и бронежилет, который был хоть и лёгкой серии, нотяжело прижимал к земле своим весом.

Иссилаиду повесили что стало с его ребенком было неизвестно. Альфонсо не смог ее спасти. Даже ценой смерти лучшего друга.

Одиночество и тоска сжали голову Альфонсо, выжимая из нее слезы – но слез не было, была горечь, чувство вины, слабость, да еще и живот заболел – ввернул свои низменные ощущения в святой мрак высоких экзистенциальных переживаний. Стоя у могилы, Альфонсо потерял чувство реальности, замкнулся в себе, но все равно услышал топот стражи, нутром почуял, что это за ним, и даже не сопротивлялся, когда королевская стража скрутила его, решительно, но, впрочем, осторожно, чтобы не сломать чего, а, увидев, что он не сопротивляется, вообще отпустила.

– Простите, герцог дэ Эстеда, – мужчина в зеленом камзоле, странной, сплюснутой шляпе с двумя перьями на ней, подошел к Альфонсо и слегка поклонился.

– Я начальник дворцовой стражи, граф Дрюон. Нижайше прошу меня простить, но ее королевское величество велела привести Вас к ней как только Вы появитесь.

– Раз велела, то веди, – хмуро сказал Альфонсо. Ничего хорошего он не ждал, но вороненая сталь пистолета за поясом придавала уверенности, обещала безопасность и силу, не доступную всем остальным.

Его правда отняли, когда обыскивали, как и гранаты, которые, если бы знали, как они действуют, даже не взяли бы в руки. Да даже не подошли бы к ним – дураков нет.

– Кольцо только не трогайте, иначе нас всех на куски разнесет – сказал Альфонсо, с тревогой глядя на то, как гранаты поплыли в руки стражи. Впрочем, стража рассматривала невиданные штуковины не с меньшим опасением, причем именно за кольца их и хотела взять, думая, что их приделали для того, чтобы было удобнее носить.

– Черт возьми, дайте сюда, я их сам в сундучок положу, и пистолет давайте, не то пристрелите, кого-нибудь, ненароком…

Альфонсо раньше никогда не испытывал столь сильного чувства вины, тем более, чувства покорности; никогда бы он не отдал добровольно, без боя оружия, способного сохранить ему жизнь, но теперь, шагая по гулким, потускневшим от горя и разрухи дворцовым коридорам, он с парадоксальной радостью желал себе наказания, желательно, с пытками. Почему то ему казалось, что чем сильнее он будет страдать, тем легче будет у него на душе, как будто мертвые будут меньше на него злиться.

–Я вестник смерти, – думал Альфонсо, все, кому я был дорог-умирают.

– Вы желали меня видеть, Ваше величество, – Альфонсо поклонился королеве. Та слегка кивнула головой и стража отошла на два шага назад.

– Значит, ты снова вернулся из небытия, – сказала Эгетелина, и чуть дернула губой. Она была бледна, худа, худее, даже, чем раньше, под глазами темнели синяки, а коже на лице и шее обвисла. Волосы потускнели, а глаза блестели усталостью. И…Неужели тревогой и страхом?

Как там Лиззи говорила – келлоган? Что там, в коже, придает ей упругости? Что-то связанное с калом, это точно. Что там за мази у нее были, против мимических морщин?

– Да, Ваше величество.

– Ты, вопреки приказу Аэрона, передал ее в руки правителя Лаги, тем самым предал ее. И, при этом, спас, угадав самую безопасную страну, каким то чудом. Отведи ты ее в Истерию, ее зарубили бы на площади. Видимо, мы с ней должны быть тебе благодарны. Но, к сожалению, теперешняя королева Импереды приказала заковать тебя в цепи в темнице, едва только ты объявишься. Никто, впрочем, кроме нее не ожидал, что и на этот раз ты всплывешь, как…

– Да понятно, как что, – раздраженно, подумал Альфонсо, – опять все сначала. Только теперь у меня нет стремлений, нет цели, не ради кого жить и мне плевать на свою судьбу.

–…как щепка в проруби. Всей душой я с тобой, но невыполнение приказа королевы – смерть в жутких мучениях. Так что… стража, уведите.

– А кто королева то? – спросил Альфонсо, уже когда его уводили под руки.

– И почему не король? Здесь что, тоже матриархат, как в Тайге у амазонок? – подумал Альфонсо, уже сидя в темнице. И если бы его хотели пытать побольнее, то лучше пытки придумать бы не смогли: его заперли в ту же темницу, в которой он сидел с Лилией – остался даже тазик, в котором она мылась, сиротливо лежало платье на лавке; Альфонсо лег на солому, сжался в клубок у стены, не смея тревожить лежащую красную тряпку; на полном серьезе он вот-вот ожидал услышать бесконечную, бойкую болтовню ведьмы, отчетливо, впрочем, понимая, что просто сходит с ума.

– Сволочи, – рыдал Альфонсо внутри себя, – лучше бы на дыбе пытали. Все не так было бы больно.

–А впрочем, – подумал он, немного успокоившись, – дойдет и до этого.