— Но я никогда…. — Я знаю, ты не подведешь. Ты — человек рассудка. Урн, влезь сюда. Здесь кузнец, с которым я хотел тебя познакомить… Дидактилос повернулся лицом к толпе. Он чувствовал горячую, напряженную тишину их взглядов.
* * *
Каждая капля копилась в течении минут. Это гипнотизировало. Брута поймал себя на созерцании каждой развивающейся капли. Было почти невозможно заметить, как она увеличивается, но они увеличивались и капали тысячелетиями. — Ну как? — сказал Ом. Вода просачивается вниз после дождей, сказал Брута. — Она оседает среди камней. Разве боги не знают таких вещей?
— Нам не требуется, — Ом огляделся. — Давай пойдем отсюда. Я ненавижу это место. — Это просто заброшенного святилище. Здесь ничего нет. — Это я и имею ввиду. Песок и булыжники наполовину засыпали его. Свет просачивался через разбитую крышу высоко вверху на скат, по которому они сползли вниз. Бруте было интересно, сколькие из выветренных скал в пустыне некогда были строениями. Это должно было быть огромным, наверное величественной башней. А потом пришла пустыня.
* * *
Здесь не было нашептывающих голосов. Даже маленькие боги держались подальше от заброшенных святилищ, по той же причине, по которой люди избегают кладбищ. Единственным звуком было случайное бульканье капли. Капли падали в мелкую лужицу перед тем, что выглядело, как алтарь. На всем пути от лужицы до круглой дыры в плитах пола, которая казалась бездонной, вода проточила канавку. Здесь было несколько статуй, все опрокинуты; они были грубых пропорций, какие-либо детали отсутствовали, каждая напоминала детскую игрушку из глины, высеченную в граните. Далекие стены некогда были покрыты каким-то барельефом, но он повсюду искрошился, за исключением нескольких мест, где остались странные рисунки, большей частью состоящие из щупалец. — Кто были те люди, что здесь жили? — сказал Брута. — Не знаю. — Какому богу они поклонялись?
— Не знаю. — Статуи сделаны из гранита, но гранита по близости нет. — Значит, они были очень набожны. Они тащили его всю дорогу. — И алтарный камень покрыт канавками. — А,
— Я не знаю! Я хочу выбраться отсюда!
— Почему? Здесь есть вода и прохладно… — Потому… здесь жил бог. Могучий бог. Его почитали тысячи. Я это чувствую. Понимаешь? Это излучают стены. Великий Бог. Сильна была его власть и величественны его слова. Армии шли во имя его, и грабили, и убивали. Так то. А теперь никто, ни ты, ни я, ни один даже не знает, что это был за бог, ни его имени, или на что он был похож. Львы пьют в святых местах, и те маленькие юркие твари о восьми ногах, одна около твоей ноги, как их там бишь, та, что с усами, ползают по алтарю. Теперь ты понимаешь?
— Нет. — сказал Брута. — Ты не боишься смерти? Ты же человек!
Брута обмозговал это. В нескольких футах, Ворбис молча смотрел на лоскуток неба. — Он проснулся. Он просто не разговаривает. — Какая разница? Я не спрашивал тебя о нем. — Знаешь… иногда… на работах в катакомбах… это такое место, где не можешь помочь… В смысле, все эти черепа и прочее… и Книга говорит… — И в этом вы все, сказал Ом с ноткой горького триумфа в голосе. — Вы
— Нет. — Все ее знают. — Не я. — Что жизнь — это воробей, летящий через комнату? Что снаружи нет ничего, кроме темноты? И что он летит через комнату, и это всего лишь мгновение тепла и света?
— Там есть открытые окна? — сказал Брута. — Ты можешь себе представить, что значить быть этим воробьем, и знать о темноте? Знать, что потом будет нечего вспомнить, никогда, кроме мгновения света?
— Нет. — Нет. Конечно, ты не можешь. Но вот на что это похоже, быть богом. А это место… это морг. Брута оглядел это старое, полутемное святилище. — А… ты знаешь, на что похоже быть человеком?
Голова Ома на мгновение втянулась под панцирь, ближайший эквивалент пожатия плечами, который он мог проделать. — По сравнению с богом? Просто. Рождаешься. Подчиняешься нескольким правилам. Делаешь то, что велят. Умираешь. Тебя забывают. Брута взглянул на него. — Что-нибудь не так?