- Так и было. Но в ту пору он был лишь царевичем, пяти лет от роду. Он, поди, забыл, кто его крестил.
- Не мог он этого забыть, не мог! И потому, святейший, прошу тебя собрать клир, и всех священнослужителей города, и всех монахов из городских и ближних монастырей. Это возможно?
- Посильно.
- И тогда ты поведёшь их крестным ходом навстречу болгарам, которые идут на Константинополь несметной силой. Мы всех престарелых священнослужителей и монахов, и тебя вместе с ними, посадим на колесницы…
Николай Мистик, слушая Константина, прищурил глаза. Виднелись сквозь щёлочки лишь зрачки. Ему казалось, что император в этот миг читает божественные письмена, начертанные для него, первосвятителя Византии, чтобы исполнил он всё то, что в них сказано. А сказано было о том, к чему призывал Багрянородный. Патриарх давно изучил нрав болгарского царя Симеона. Раньше его пожирала жажда богатства, но в своей державе он не мог её утолить. Только щедрый дар Византии помог ему избавиться от сжигающей его жажды. Царская казна стала полна. Теперь в Симеоне проснулась другая жажда. Он стремился достичь величия, чтобы потомки запомнили его на многие века: был-таки в Болгарии император, и имя ему Симеон. И патриарх подумал, что в силах византийской церкви увенчать Симеона императорской короной. «Чего не сделаешь ради спасения святынь Царьграда», - решил Николай Мистик.
- Церковь исполнит твою волю, Божественный, - сказал патриарх, лишь только император умолк. - Я сейчас же начну собирать клир, и по всем монастырям и храмам побегут мои служители. Завтра ранним утром крестный ход двинется навстречу царю Симеону. И прошу тебя не удивляться, Божественный, если мы воздадим Симеону особый почёт в том случае, если он не поднимет против нас меч.
- Спасибо, святейший. Я всегда знал, что ты любишь великую и святую Византию, - ответил Багрянородный.
Он сидел в кресле усталый, сморённый волнениями минувших дней и, произнеся последние слова, уснул.
Патриарх тихо покинул ризницу.
Глава девятая. УСЛАДА СИМЕОНУ
Войско царя Симеона миновало Силиврию стороной. Его дозоры узнали, что там встала гарнизоном тагма Кариона, и Симеон не решился идти на приступ города. Он сказал своим воеводам:
- Пусть Карион посидит в безделье. Время придёт, и он сам явится ко мне на поклон.
- Ты правильно поступаешь, государь. Не будем распылять силы. Нам важно взять Константинополь, - ответил за всех воевода Стоянов.
И вскоре дозоры Лакапина донесли, что рать Симеона уже в одном дне пути от Константинополя. Лакапин хотел было навязать Симеону встречную сечу, но его удержала воля императора. Когда Лакапин появился в покоях императора, тот встретил его оживлённо.
- А я тебя давно жду, - сказал Багрянородный.
- Спасибо, Божественный. Но я с чёрной вестью: болгарское войско завтра к полудню будет под стенами града. Думаю я, что надо вывести наше войско и встретить врага на марше. И я остановлю болгар, задержу их до подхода тагм Льва Фоки.
- Ты всё сказал?
- Да, Божественный.
- Теперь послушай меня. Я верю, что ты сумел бы остановить войско царя Симеона и причинил бы ему много хлопот. Но в том нет нужды. Утром навстречу Симеону выйдет патриарх Николай Мистик. Он поведет великий крестный ход, и всё решится миром.
- Божественный, это будет твоя вторая ошибка, - отважно заявил Лакапин. - Царь Симеон сметёт со своего пути крестный ход, как сметают осенние листья с дорог.
- Что поделаешь, на ошибках учатся. И всё-таки крестному ходу быть. По этой причине ты, великий доместик, нынешнюю ночь отдохни. Может, Симеон и не примет наших предложений, которые выскажет святейший: он ведь его крестный отец. И если окажется, что кровопролитие неизбежно, тогда уж будем биться на стенах Константинополя. Вот все, что я хотел тебе сказать. Теперь иди и отдыхай. Завтра у тебя может быть очень трудный день.
- Спасибо, Божественный, я и впрямь падаю от усталости. Лакапин, пошатываясь, ушёл в свои покои. Он не видел близких уже две недели. Его ждали жена Мария, дочь, три сына. Четвёртый, самый старший, Христофор, был на службе. Лакапин обнял жену, поцеловал дочь, потрепал чубы сыновей и попросил Марию отвести его в опочивальню.
- Устал я, славная, до немочи.
Мария отвела его в спальню, помогла раздеться, и он, упав на ложе, мгновенно уснул. Три ночи перед тем он не сомкнул глаз.