Монастырь и тюрьма. Места заключения в Западной Европе и в России от Средневековья до модерна

Тяжкая физическая работа на протяжении всего светового дня не просто обеспечивала существование монастыря в суровых условиях Русского Севера, но воспринималась как низший уровень служения для монахов, послушников, трудников, а также неотъемлемая часть искупления преступлений для колодников. Более высокой степенью послушания было церковное богослужение, и поэтому монахи-священники (иеромонахи), дьяконы (иеродьяконы), а также поющие на клиросе «клирошане» крайне редко привлекались к черным работам. Вершину в системе послушания составляла деятельность настоятеля и «соборных старцев»713. Монастырь являл собой отделенный мощной стеной от грешного мира образ царства небесного, подобие «горнего Иерусалима», где есть жилища праведных, сады и живописные источники714, и есть альтернативное пространство тех, кто должен перед Богом отмолить себе прощение. Собственно это мироощущение монахов было закреплено и в географии самого архипелага – горы Голгофа на Анзере, Фавор на Большой Муксалме, Секирная на Большом Соловецком. В этой иерархии сакрального пространства присланные на покаяние преступники, и в том числе убийца Алексей Жуков, находились на самой последней ступени человеческого падения.

Как правило, не закованные в железо колодники рубили дрова, возили воду, выгребали золу из печей, стирали белье, пасли скот и делали прочую «черную монастырскую работу». Наиболее тяжелыми считались «поваренные хлебопечные труды», разделка теста, «мукосеяние», которые требовали постоянного физического напряжения и длились до 20 часов в сутки. На территории обителей поварни или хлебни располагались, как правило, в подклетах Успенских храмов. В частности, в Соловецком монастыре хлебня с мукосейней, хлебный и квасной погреба, просфоренная служба, а также печи, обогревающие здание, составляли нижний уровень Успенского трапезного комплекса, в который входила трапезная палата и пристроенный к ней храм Успения с приделами, посвященными Усекновению главы пророка Иоанна Предтечи и забитому копьями великомученику Димитрию Солунскому. Если учесть, что во время главного акта инсценированного публичного покаяния в Кремле путь убийц Варвары и Алексея Жукова совпадал с путем на эшафот и заканчивался у стен Успенского собора, а главное место труда колодников на Соловках находилось под Успенской трапезной у раскаленной печи, то можно предположить знаковую связь наказания преступника с образами смерти, казни, Страшного суда и преисподней. Сходную мысль высказывает и Сергей Шаляпин: «Случаи назначения именно хлебни или поварни в качестве места отбывания ссылки столь многочисленны, что приводят к мысли о том, что церковные власти и братия обителей наделяли эти монастырские службы какими-то символическими (ритуальными) свойствами»715.

Однако характерно, что в крепостнической России XVIII века преступнику Жукову на первых порах в монастыре помогали нести тяжелые «черные труды» и искупать содеянное его люди, «крещенная собственность» русских помещиков. Положение колодника значительно осложнилось, когда он остался без своих слуг. В марте 1769 года убийца, лишивший жизни мать, с отчаянием писал настоятелю: «Ваше высокопреподобие изволили приказать на отправляющейся лодке к городу выслать человека моего, и так я уже должен остаться один <…> в зимнее время, и таскать воду, мыть, варить и нести всю противу силы и возможности моей несносную работу будет уже невозможно, и [я окончу] мучительной от несносной работы смертью те самые дни и живот, дарованные нам из высоких материнских щедрот»716.

И уж тем более крепостные не могли взять на себя за барина духовное искупление. В обителях к Варваре и Алексею надлежало приставить наиболее уважаемых монахов, которые бы следили за их нравственным исправлением и постоянно «напоминали силу веры и закона и страшный суд Божий». Духовник Жукова иеромонах Соловецкого монастыря Киприан и начальница женской обители, куда была заключена Варвара, должны были фиксировать все «знаки раскаяния» грешников и доносить об их «исправлении и восчувствовании»717. Жуковы обязаны были посещать все церковные пения, класть от 30 до 500 земных поклонов с произнесением «возбуждающей к страху Божьему» молитвы «Боже, буди милостив ко мне, грешному», а также читать псалмы, «не спешно, но с благоговением», и конечно же, исповедоваться718. Характерно, что, по свидетельствам Михаила Колчина, ритуальная визуализация обряда покаяния сохранялась и в монастыре – Жукова «из каземата каждодневно водили в церковь, где он должен был в одежде кающегося отмаливать свое злодеяние»719.