— Один раз. По незнанию. Ведь большинству девушек больно расстаться с девственностью, правда? Если речь идет о новом опыте, тем более — по договоренности, иногда требуется прорвать какую-то границу. Подумай, если бы ты сейчас очутилась в том зале и музыка заставила тебя уснуть и двигаться, как ты говоришь, в сновидении, — ты бы чувствовала себя обманутой?
Я представила и решила, что мне было бы интересно. Но сдаваться я пока не хотела.
— Если бы мне заранее объяснили, если бы я пришла туда добровольно…
— Но ты же понимаешь что участвуешь в эксперименте. Мы не обязывались объяснять; более того — для чистоты исследования мы и не должны объяснять. В контракте оговорено, что мы вправе использовать трансовые психотехники.
Профессор смотрел на меня жестко, как хищная птица. Седая хищная птица.
— Но если вы не использовали наркотики, что тоже оговаривается в контракте, то как у вас получилось погрузить в сон шестнадцать человек?
— Я могу отчасти раскрыть секрет. Во-первых, вы долго шли, связанные веревкой, напрягались и устали. Во-вторых, наш метод основан на использовании ритмических структур. Поскольку жизнь человека на ритме, в общем-то, и построена — дыхание, сердцебиение, — влиять на какие-то физиологические процессы не составляет труда.
Берется источник, сигнал от которого улавливается только на подсознательном уровне, и…
Профессор развел руками, демонстрируя, как все открыто и просто.
— Значит, вы можете так лечить людей?
— Можем. Но в наши задачи, скорее, входит, чтобы они не болели. Гармонизировать, так сказать, тело и душу. Настроить ритм жизни человека в соответствии с окружением, видимым и невидимым.
Среди ночи в кабинете со старинным интерьером, освещенным одной настольной лампой, это звучало весьма загадочно.
— Кроме того, — добавил профессор, — тебе ведь необязательно было терять сознание. Ты могла на физическом уровне спать, потому что при расслаблении ритм ловится лучше. Но кто мешал тебе за всем наблюдать? Ты же прекрасно знаешь, что возможно видеть и при закрытых глазах!
«Откуда вы знаете?» — хотела полюбопытствовать я, но не стала: вдруг профессор просто блефовал? В любом случае, он попал в точку.
— Может быть, вы скажете, что я могу еще и контролировать процесс? — саркастически спросила я.
— Этому долго нужно учиться, — улыбнулся профессор. — Ритмические структуры, которые мы используем, очень сложны. Но — чем черт не шутит.
Я подумала, что любой ученый — если он правда ученый — всегда высматривает в появляющихся рядом с ним молодых людях потенциальных учеников. Стоило ли мне этим воспользоваться? В любом случае, мне было дико интересно; а обида на профессора и других экспериментаторов отошла на задний план.
— Вот вы говорите про ритм, но ведь там была еще музыка? Или мне показалось?
— Это была музыка сфер, — таинственно и даже с каким-то пафосом ответил профессор.
Запись восемнадцатая
Рассвет я встретила с открытыми глазами. Мысли всю ночь наплывали как густые августовские облака и не давали успокоиться. Я думала о том, что у людей, спящих рядом, дыхание незаметно приобретает общий рисунок. Точно так же, в унисон люди вместе живут — не повторяя друг друга, но как разные инструменты в общей музыке.
И ты можешь быть хорошим исполнителем или плохим, пытаться вести или подстраиваться, все равно ты от музыки не уйдешь: играть ее — значит быть, быть вместе или одному, одному — разумеется, проще, потому что музыка только твоя, но единственный голос беден, даже если принадлежит виртуозу. Я чуть не расплакалась от сентиментальности метафор, которые тут себе понастроила; заодно вспомнила и о том, что никогда не любила пение без аккомпанемента или, скажем, одиноко-визгливые партии из кожи вон лезущего саксофона, — почему тогда я большей частью жила одна?
Вопрос остался без ответа. Тогда я задала другой: почему человек так часто нарушает общее звучание? Достаточно ведь начать выяснять отношения, чтобы все поломалось. Может, человек не хочет быть тем инструментом, которым является, и окольными путями стремится уничтожить себя? Чтоб остальные взбунтовались от этих действий и убили его. Желанием смерти руководствуется тиран, когда издевается над своими ближними… близкими. Но даже если бунта не будет, он все равно умирает, теряя то, чем он был. Вот и разгадка: самоубийства мало для трансформации, надо использовать силу других людей, которые, ломаясь сами, будут ломать тебя и заставлять измениться. До смерти и возрождения в новом обличье.
Интересно, существует ли музыка смерти?