Монастырь в миру. Беседы о духовной жизни

Трудно говорить о любви к людям в такие времена, как наше время, когда при посадке в трамвай человек человеку готов наступить на горло, когда в каждой квартире ад, когда у людей безумная злоба друг на друга и не только среди безбожников – довольно нам все сваливать на них, но и среди верующих, когда первый попавшийся пустяк воспламеняет наш гнев, каждое ничтожное обстоятельство может вызвать совершенно дьявольское состояние духа. Но именно теперь и надо молиться о духе любви.

«Ей, Господи Царю, даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего, яко благословен еси во веки веков. Аминь».

Эта молитва о том, чтобы Господь дал нам силу видеть наши грехи, – это не напрасная молитва.

Наименование грехов мелких имеет относительный смысл: не убивал человека, не обманул его, не украл у него – словом, не совершил «большого преступления», а грешил грехами мелкими, повседневными, как у всех.

Но мы, верующие, должны иные мерки применять к своим поступкам. Мы должны видеть свою жизнь при свете высших Евангельских требований. Вот об этом-то и молится человек, прося, чтобы Господь дал ему силу узреть его прегрешения.

И в заключение: «Не осуждати брата моего».

И воистину в заключение! Ибо этот грех до такой степени всеобщ, до такой степени неуловим, до такой степени неискореним, так наполняет душу, что, кажется, нет никаких сил избавиться от него, – мы просто захлебываемся в этом постоянном осуждении и злословии друг друга.

«Не осуждати брата моего, яко благословен еси во веки веков. Аминь».

Этим словом заканчивается молитва. Вручая себя воле Божией, просматривая всю свою жизнь и прося, чтобы Господь помог отрешиться от всех видов зла и стяжать истинный дух добра, человек произносит восхваление Господу.

Так вот что нам хочет вложить в сердце наше Святая Церковь, когда нам предлагает молитву Ефрема Сирина.

Если бы наша жизнь хотя сколько-нибудь соответствовала словам этой молитвы, и они остались у нас в сердце, как бы тогда вся она изменилась!

Аминь.

Во Имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Десятого марта управляющим Московской епархией епископом Алексием запрещена общая исповедь.

Это событие великого церковного значения.

Как упорно, как настойчиво велась борьба за общую исповедь! Какие ведомые и неведомые препятствия встречали на своем пути защитники православной, частной исповеди, знает один Господь.

В это воскресенье, после литургии, нами будет отслужен благодарственный Господу Богу молебен о прекращении церковного бедствия. Но мне хотелось бы еще раз разъяснить вам, от какого бедствия избавляет нас воспрещение общей исповеди, чтобы радость была полной, чтобы можно было бы каждому из вас, молясь и благодаря Господа за это избавление, всем сердцем участвовать в этом благодарении. В акте, воспрещающем общую исповедь, говорится:

«Мы вступили в спасительный Великий Пост. В эти дни верующие особенно стремятся в храм для молитвы и для очищения грехов в Таинстве покаяния».

И далее предлагается пастырям быть терпеливыми в слушании грехов, чуткими к пониманию страданий исповедующихся, не забывать, что за каждую душу, которая приходит к духовнику, он даст ответ перед Богом. А потому предлагается не формально относиться к великому делу исповеди, а вложить в него свою душу. Колеблющихся укрепить, сомневающихся убеждать, слабых поддержать, отчаивающихся ободрить, падших поднять, озлобленных обласкать, – предлагается против каждой болезни найти духовное врачевание. И далее, указывая, что в последнее время стала практиковаться так называемая общая исповедь, епископ Алексий просит отойти от этой формы покаяния, т. к. в обычной обстановке пастырской деятельности общая исповедь недопустима, что пастырь должен взять на себя труд побеседовать с каждым духовным сыном в отдельности. «В наступающую четыредесятницу никто да не дерзнет через общую исповедь принимать покаяние своих духовных детей».

Что же самое страшное в общей исповеди, и отчего мы избавляемся с ее запрещением?

Здесь мы вновь возвратимся к вопросу, о котором часто беседуем и будем беседовать, – разумею обмирщение церковного общества, церковной жизни.

Не говоря уже о том, что общая исповедь повреждала самое существо Таинства, что она нарушила церковные правила – словом, являлась вопиющим беззаконием, она наносила смертельный удар духовничеству, т. е. главному средству оцерковления человеческой жизни. И в самом деле. Наряду со всеобщим распространением так называемой общей исповеди было тяготение, как бы в противовес этому, к установлению совершенно иных отношений между пастырем и духовными детьми, иных, чем это установилось обычно в приходских церквах, как бы монастырский, старческий дух проникал в эти отношения.