Пастыри стремились рассмотреть исповедь не только как разрешение грехов, но как духовное внутреннее руководство теми душами, которые приходят на исповедь.
Чувствовалась необходимость этого в тех условиях, в которых ныне приходится в миру спасаться людям. Чувствовалось, что нельзя на год оставить человека, чтобы он через год пришел исповедовать грехи, ибо за год без всякой поддержки, без всякого присмотра человеческая душа слишком отдается во власть мирской стихии, подвергается слишком большим опасностям, и посему только постоянное, бдительное руководство духовного отца может помочь в этих условиях жизни мирской не растерять, не рассеять, не погубить своей души.
Все понимающие, что в теперешней церковной жизни должно быть положено именно такое водительство духовное, не могут без ужаса относиться к общей исповеди, как смертельно угрожающей духовничеству. Всякая неправда тем страшней, чем она больше имеет видимости добра.
Общая исповедь имела эту видимость. Как, в самом деле, было не соблазняться общей исповедью, не считать ее чем-то положительным, видя, как плачет епископ, совершающий общую исповедь, и как плачет вся церковь, исповедующая его!
Какое умилительное зрелище! Какое покаяние!
Можно ли это сравнить с частной исповедью, когда не только поплакать, а и перечислить грехи свои часто не успевает исповедующийся? Какое видимое превосходство над частной исповедью.
Много и другого можно указать положительного в общей исповеди, соблазняющего и тех, кто ее вел, и тех, кто на нее приходил.
Ну, а духовничество-то, ну, а душа-то человеческая?
Допустим даже искренне поплакала о грехах, хотя этот всеобщий и постоянный плач всегда подозрителен, ибо очень трудно плакать человеку наедине о своих грехах и гораздо легче поплакать, когда плачет вся церковь. Но допустим, допустим.
Где же у этой души духовный отец, где же у него тот, кто руководит его душою, кто не только заставил его поплакать, но кто разобрался в его душе, кто мог взять его за руку и повести за собой? Ведь для того, чтобы установились должные отношения пастыря и духовного сына или духовной дочери, они непременно должны соприкоснуться духовно лицом к лицу, где же это возможно, как не на исповеди?
Общая исповедь, как нарушение основы духовничества, была явлением угрожающим. Последнее и самое сильное средство в деле нашего церковного воспитания пропадало, исчезало и совершенно сходило на нет. Ведь недаром же доходило дело до того, что сторонников частной исповеди начали называть «еретиками» и говорили, что они идут против «всей Церкви», значит – общая исповедь представлялась, по некоему наваждению, как принятой всей Церковью.
Обмирщение – это есть то, чего мы должны бояться, как духа Антихриста. Если мы представим себе самочувствие христианина в тот момент страшный, который нам раскрыт в Слове Божием, в момент, предшествующий последним временам, то нам станет ясным, сколько требуется благодатных сил от Господа, чтобы устроять, чтобы сохранить и веру, и церковность свою в тех условиях, в которых тогда будет протекать жизнь верующих людей.
Это будет эпоха, когда будет торжествовать безбожие, когда будет страшное нравственное растление, когда мирская стихия решительно захлестнет собой мир. И вот остаются верующие, остается Церковь, всеми презираемая, всеми в миру осмеиваемая, всеми попираемая во прах, – какое самочувствие должно быть тогда у этих немногих людей, которые будут объединяться в Святой Христовой Церкви?
Какая будет у них вера, какая будет у них сила духа, какая у них будет любовь, какое будет у них тогда оцерковление жизни!
Гонимая Церковь, презираемая миром, будет блистать высшей, духовной красотой.
Нам неведомы времена и сроки, неведомы и нашим детям, может быть, не доживут до них и наши правнуки, может быть, многим поколениям суждено ожидать последние времена. Но мы знаем, и это нам дано знать, что приближается это страшное время.
И в этом движении к последним временам все, что является обмирщающим нашу жизнь, все есть некое дыхание антихриста.
Посему и всякое торжество православия, всякое уничтожение в нашей церковной жизни обмирщающего начала должно нами восприниматься как великое торжество правды Христовой.
Вот в этом-то смысле значение запрещения общей исповеди – это истинное торжество православия.
Как же нам не возблагодарить Господа, Который от нас отвел эту страшную церковную беду!
Аминь.
Во Имя Отца и Сына и Святаго Духа!
Вчера мы слышали Великий Канон, весь проникнутый чувством раскаяния, весь проникнутый чувством ничтожества земной суеты, чувством стыда за ту плотскую страстную и грязную жизнь, которой отдается человек на земле.
В четверг святая Церковь будет праздновать Благовещение – благую весть о спасении мира, о рождении Господа Иисуса Христа. В четверг вечером будет совершаться заупокойная всенощная в память Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Тихона. В пятницу за всенощной мы услышим Похвалу Богородицы. Вот эта пятая неделя Великого Поста невольно обращает нашу мысль к постоянному и основному вопросу о жизни и смерти.