Монастырь в миру. Беседы о духовной жизни

Отношение к смерти чаще всего страдает двумя крайностями. Или размышление о смерти человека приводит в состояние болезненного уныния, он начинает везде и во всем чувствовать дыхание смерти, он не может смотреть на людей, все ему представляется покойниками, он не может и на себя смотреть, и ему самому кажется, что он уже видит себя лежащим в гробу. Это дух антихриста. Другие. Боясь беспокойства, стремятся просто забыть о смерти.

Человек отмахивается от этих размышлений, пока есть возможность, пока не встал вопрос о какой-либо тяжкой болезни. Если и мелькает иногда мысль о смерти, такой человек старается поскорее от нее избавиться, как от мрачной мысли, от которой чем скорее избавиться, тем лучше. А если она все же навязчиво возвращается помимо его воли, он считает себя почти больным и обращается к доктору, жалуясь, что он стал неврастеником.

Это дух антихриста.

И в то же время мысль о смерти, а через нее возможность уяснения себе иной жизни, является непременной, обязательной для всякого живущего духовной жизнью. Нас сему научают и святые отцы и подвижники; нас этому научает даже самый малый опыт духовной жизни, так плодоносна, так животворяща эта постоянная мысль о смерти. Надо совершенно отрешиться и от первой крайности и не видеть в смерти торжествующего начала, которое угашает всю жизнь, все превращая в нечто смрадное, тленное, все делая безжизненным трупом. Нужно оставить и легкомысленное, мирское, преступное отношение к вопросу о смерти, когда она изгоняется из нашего разума, дабы не мешать нам жить так, как мы живем, т. е. пить, есть, спать и наслаждаться.

Так поразмыслим же вновь и вновь об этом вопросе, дабы нам уяснилось главное, уяснилось истинное содержание жизни. Что меняется от срока жизни, который каждому из нас дан здесь на земле?

Вот одни живые существа живут тысячу лет, другие живут сто, третьи – пятьдесят лет, а есть и такие, которые живут один день. И те, которые живут один день, если бы они могли сознавать, как человек, они бы думали, какая долгая жизнь у тех, кто живет год, а те, которые живут несколько лет, они, наверное, подумали бы, как длинна, как бесконечно длинна жизнь человека. А вот человек думает, как долго живут те существа, которые живут тысячу лет. Но не безразлична ли для уяснения смысла жизни и содержания ее эта арифметика?

Какая разница, сколько ты проживешь: тысячу ли, сто ли, пятьдесят ли лет или один день?

Приблизим к себе наш конец, приблизим его так, чтобы он стоял для нас не там, где-то в отдалении, что как будто он нас не касается, а приблизим его так, чтобы он стоял перед нами лицом к лицу. Представим себе, что мы, каждый, умрем через три дня. И посмотрим на нашу жизнь, что в ней останется тогда ценного и что сразу покажется суетой?

Вот ты любишь своего сына, ты умрешь через три дня и что же? И все-таки ты будешь любить его, и все-таки ты будешь чувствовать, что в этом выражается нечто, что нисколько не перестанет иметь смысл от того, что ты через три дня жить перестанешь.

Ты задумал выстроить себе роскошный дом и узнаешь, что через три дня умрешь. Какой интерес у тебя будет к этому твоему земному начинанию, которому, может быть, ты отдавал столько своих душевных сил? Подойди к каждому жизненному своему движению с этой меркой, и ты научишься различать, что в твоей жизни суета, ради которой не стоит жить, и что составляет то содержание жизни, которое смертью не уничтожается. Размышления о смерти совершенно по иному определяют не только твое отношение ко всему делаемому тобой здесь, но также определяют по-иному и твои отношения с людьми.

Внутренние наши распри, трудность для нас относиться к человеку снисходительно, уметь ему прощать, относиться к нему с жалостью, иметь в своей душе ту или иную постоянно его сопровождающую доброжелательную мысль об окружающих его людях, – все это питается размышлением о смерти. Пусть каждый проверит себя: как изменялось отношение его к умирающему человеку. Но ведь эта мысль о смерти так должна касаться отношений ко всем ближним нашим, потому что каждый из нас на очереди, чтобы уйти туда. И если ты будешь постоянно памятовать об этом, для тебя сразу определится, что в таких отношениях к ближнему суета и что истина.

Какое же откроется при этой проверке положительное содержание жизни?

Вот два человека: один живет, пользуясь всеми земными наслаждениями – богат, славен, красив, всемогущ, имеет все, что может дать мирская жизнь. И вот преподобный Серафим Саровский, который питался сниткой, варил траву и питался ею несколько лет, стоял денно и нощно на камне с воздетыми руками и молился Богу – преподобный Серафим, которому явилась Божия Матерь и сказала:

– Сей от рода нашего.

Который из этих двух людей живет, где открывается жизнь истинная?

Какой странный, какой нелепый вопрос для мирского разума! Какой ненужный вопрос для верных!

Но разберемся, в чем же истинная жизнь преподобного Серафима и в чем кажущаяся жизнь мирского человека?