Монастырек и его окрестности… Пушкиногорский патерик

Были среди сопровождающих отца Иова однодневки, которых он больше не звал с собой, руководствуясь какими-то своими соображениями, но были и такие, которые сопровождали его на прогулках многие месяцы, пока, наконец, отец Иов не находил новых и свежих претендентов, способных сопровождать.

Особенно, судя по всему, пришлась ему компания отца Фалафеля, который как бы отвечал всем представлениям отца Иова об идеальном сопровождающем – то его, вроде, нет, а вроде, как и есть, и даже одновременно и есть – и нет, что было во всех отношениях, конечно, подарком.

Отец Фалафель и в самом деле был молчалив, ненавязчив, хорошо понимал, чего от него хотят, и к тому же был начитан, молчал, когда надо было молчать, и открывал рот только тогда, когда его спрашивали. Другое дело, что сам отец Фалафель испытывал к отцу Иову чувства прямо противоположные, о чем отец Иов даже не догадывался, но это, как говорится, совсем другая история.

«Что, опять на прогулку?» – спрашивали с сочувствием насельники, встречая у Святых ворот отца Фалафеля – и получали недвусмысленный ответ в виде откровенной загогулины из пальцев, о которой монахи, конечно, ведать ничего не ведали. Тем не менее, альянс этот продолжался весьма и весьма долго и закончился только тогда, когда отец Иов почти совсем перебрался в Столбушинский скит.

Обыкновенно отец Иов шел на полшага впереди, а отец Фалафель, соответственно, на полшага отставал от него, чтобы не мешать размышлениям отца Иова. Иногда отец Иов говорил:– «Свернем», или «Зайдем», или «Подожди», или еще что-нибудь в этом роде, и тогда отец Фалафель сворачивал, заходил или ждал – в зависимости от того, что приказывал отец Иов.

Как-то, прогуливаясь однажды в сопровождении отца Фалафеля, отец Иов наткнулся на бывшего послушника Сергея, которого когда-то изгнал из монастыря сам отец Кенсорин.

«Ба! – сказал Сергей, разводя руками. – Кого я вижу!.. Знаешь уже?»

«Что?» – спросил отец Иов, не любивший и опасающийся любых новостей.

«Так ты еще не знаешь, – Сергей попытался изобразить на лице восторг. – А тут уже все знают… Тебя Евсевий собирается поставить в игумены, уже и приказ, говорят, готов. Кенсорин за тебя вступился. Сказал, что других кандидатур у него нет… Видал?»

«А Нектарий как же?» – спросил отец Иов, и его воображение немедленно нарисовало отца Нектария, который засучивал за углом рукава, готовясь напасть на беззащитного духовника.

«Да что Нектарий! – Сергей засмеялся и похлопал на прощание отца Иова по плечу. – Ты о себе думай, а не о Нектарии… Ну, и обо мне тоже…»

Некоторое время после этой встречи отец Иов шел молча, сцепив за спиной руки и глядя куда-то в сторону отсутствующим взглядом. Потом он резко остановился, так что идущий вслед за ним отец Фалафель чуть было на него не налетел.

«Но я не хочу. Не хочу», – сказал он, плавая где-то далеко и, возможно, примеривая в эту минуту на себя неожиданно свалившееся игуменство, не обращая никакого внимания на отца Фалафеля.

Какие-то запредельные мысли блуждали по его лицу.

Казалось, еще немного, и он совершит что-нибудь особо выдающееся – закричит петухом, станцует лезгинку или пойдет к отцу игумену, чтобы объяснить ему, чем плохой наместник отличается от наместника хорошего. Однако он ничего подобного не совершил, а только глубоко вздохнул и вновь задумчиво пошел, заложив руки за спину, по одному ему известному маршруту. На лице его теперь вдруг установилось такое выражение, как будто он страшно хочет получить долгожданную игрушку, но при этом страшно же этого стыдится, делая вид, что на самом деле он ничего такого вовсе не желает.

Потом отец Иов вновь остановился, и отец Фалафель услышал его глухой и тревожный голос, сказавший:

«Что же это получается?.. А?»

И сам себе ответил:

«То, что придется резко дистанцироваться от очень многих, вот что».

Слово ему понравилось, и он повторил его в некоторых интерпретациях. Потом сказал:

«А главное, что надо менять приоритеты, а разве нет?..»

Потом, немного подумав, добавил:

«Твой новый круг, вот что важно. Тут лицом в грязь не ударишь, сразу раскусят».

Стоящий немного в отдалении отец Фалафель слегка присвистнул. Будучи человеком, несомненно, умным, он уже сейчас прекрасно видел, что, по крайней мере, по отношению к нему отец Иов уже основательно дистанцировался, так что в новый круг отца Иова отец Фалафель вряд ли попал бы даже в том случае, если бы за него попросили сами Небеса.

Представив себе эту картину, он непроизвольно хмыкнул.

«Ты чего?» – спросил отец Иов, не поворачивая головы.

«Да ничего», – сказал отец Фалафель, и это была сущая правда.

90. Борис Годунов

1

Про блуждающие мысли российского чиновника при желании можно было бы рассказать много нехорошего, и среди этого нехорошего, конечно, самым нехорошим, пожалуй, был бы тот факт, что эти чиновничьи мысли никогда не соприкасались с подлинной российской реальностью – такой, какой она была на самом деле, а не такой, о которой рассказывал нам в своем ежегодном послании народу господин Президент.