Монастырек и его окрестности… Пушкиногорский патерик

Гуляя как-то в субботу по рынку, он вдруг неожиданно наткнулся на отца наместника, без особой цели прогуливающегося в окружении нескольких монастырских личностей, особо приближенных к игумену.

Алипий остановился, пробормотав какое-то приветствие, под грозным взором наместника.

«Куда?» – спросил его Нектарий, временами любивший выражаться кратко и решительно, подражая этим, видимо, владыке Евсевию.

«Туда», – сказал растерявшийся Алипий, показывая подбородком куда-то в сторону.

«Зачем?» – Нектарий чувствовал, что эта краткость дается ему не без труда и вот-вот ускользнет.

«Затем», – Алипий растерялся еще больше и тщетно отыскивал в памяти подходящие слова.

«Видали?» – сказал Нектарий, когда Алипий отошел. – «Вот так разговаривают с наместником», – добавил он стоящим рядом и печально улыбнулся. В голосе его была горечь, похожая на слегка затянувшийся по первым заморозкам ледок на еще вчера живом озерце.

Слегка хрустящий ледок, впрочем, превращался время от времени в горы льда, когда наместнику приходило в голову основательно побрюзжать или поорать, прицепившись к какой-нибудь ерунде, и тогда весь монастырь замирал, случайно застигнутые монахи спешили поскорее укрыться в безопасных местах, а над могилой Пушкина можно было рассмотреть какую-то невнятную тень, которая, распушив бакенбарды, с одобрением вслушивалась в доносящийся сюда писклявый голос предстоятеля. Некоторые монахи даже серьезно утверждали, что слышали на могиле автора «Полтавы» и «Капитанской дочки», как эта тень хлопала в ладоши, смеялась и кричала «Ай да Нектарий!.. Ай да сукин сын!»

Как бы то ни было, в один из таких непредсказуемых концертов наместник так рассердился на попавшегося ему на глаза Алипия, что немедленно изгнал его из монастыря, а на чью-то попытку защитить бедного Алипия заорал, размахивая руками:

«Пусть идет к своей мамочке, а здесь у нас не больница!»

Вскоре после этого, когда с Алипием все чаще стали случаться припадки эпилепсии, он упал и выбил себе зубы, после чего мать забрала его лечиться домой, в Петербург. Когда он вернулся и пришел в монастырь, Нектарий был опять не в духе и своим писклявым голосом снова закричал:

«К мамочке! К мамочке!.. Пускай убирается к своей мамочке, здесь у нас, слава Богу, пока еще не больница!»

Одному прозорливому монастырскому иноку, чей провидческий дар хранили в глубокой тайне от отца Нектария, который был прямо-таки помешан на всякого рода видениях и откровениях, привиделось, что именно в эту ночь силы небесные вынесли нашему наместнику суровый и не подлежащий обжалованию приговор.

Возможно, что это касалось и Цветкова, который, узнав о том, что Алипий упал и выбил себе зубы, сказал, демонстрируя хорошее знание Писания:

«А чего тут удивляться? – сказал он, разводя руками. – Сказано же в Писании – зубы неправедных сокрушу».

«А еще там сказано, – сказал незаметно подошедший отец Илларион, – что тот, кто потеряет, тот и обретет, и что будет это обретенное больше потерянного».

Но это была уже другая история.

49. Мастер эротического свиста

Иногда, когда отец Иов еще не был таким важным и самодовольным, мы сидели с ним в книжном киоске возле входа в монастырь и с интересом рассматривали проходящих мимо туристов, которые в иные дни делали жизнь монаха совершенно невыносимой.

Разные люди попадались в монастыре, искушая монахов нелепыми вопросами, самодовольными замечаниями и безвкусной, вызывающей одеждой. Один из них пришел как-то раз к отцу Иову и представился ему мастером эротического свиста.

Представившись же, он немедленно засвистел. Свистел он Амурские волны и при этом вполне прилично, с переливами и точными паузами, вот только тело его при этом стало вдруг как-то странно вибрировать и изгибаться, а к тому же еще слегка дрожать, глаза же закатывались и закрывались, так что все вместе это выглядело совершенно непристойно, и притом до такой степени, что даже я почувствовал, что краснею.

Потом я посмотрел на отца Иова. Тот сидел, опустив в землю глаза. С первого взгляда казалось, что лицо его не выражает ничего, кроме усталости, но, приглядевшись, на нем все же можно было прочесть задушевную мысль его, которая все чаще и чаще появлялась в последнее время. « До каких же глубин падения может упасть человек, – говорила эта мысль. Доколе же еще нам терпеть, Господи?» Впрочем, это выражение немедленно сменилось другим, прямо противоположным, в котором легко можно было прочесть и гордость за свою непохожесть на других, и свою близость к настоящему искусству, о котором мечтал с детства.

– А вот я теперь спрошу, – сказал мастер этого безобразия, прерывая вдруг свой свист. – Давно интересуюсь, есть ли место такому художественному свисту в большом, так сказать, искусстве?

– Трудно сказать, – промямлил отец Иов, с трудом отрывая глаза от земли. – Пока что-то похожее лично мне не встречалось.

– Вот и мне не встречалось, – сказал мастер свиста и запечалился.

В это время перед книжным ларьком остановилось еще одно чудо-юдо.