Когда он впервые привёз меня к себе, я не знала, что думать. Это было как прыжок в ледяную воду — шок, страх и невозможность дышать. Я помню, как дрожала, сидя на заднем сиденье его чёрной "Бугатти", когда он молча вёл машину, глядя прямо вперёд, не обращая на меня ни малейшего внимания. Я думала, что это ненадолго. Думала, что он просто оставит меня где-нибудь на пару дней, а потом выставит за дверь, словно ненужный мусор, от которого он хотел избавиться. И в какой-то момент я почти надеялась на это, потому что не понимала, зачем я ему. Почему он меня забрал? Почему просто не оставил на улице, не дал исчезнуть? Почему внял моим мольбам. Такой сильный, такой красивый, мужественный. Я боялась каждого его слова, каждого его взгляда. Он был таким холодным, таким чужим. Его присутствие было пугающим, давящим, словно он был сделан из льда. Он даже не старался быть грубым — ему не нужны были слова, чтобы показать, что ему наплевать. Или, по крайней мере, он хотел, чтобы я так думала. Его молчание было как нож, разрезающее воздух между нами. И я всё время пыталась угадать, что скрывается за этим молчанием, что он думает обо мне, о себе, о том, что делает.
Он молча оставлял деньги на столе — тонкие зелёные купюры, аккуратно сложенные, — и исчезал на несколько часов, а иногда и на целые дни. Он не говорил мне, куда уходит, не объяснял, что делает. Он просто уходил, и всё. А я оставалась одна в его огромной, холодной квартире, словно в пустыне, полной призраков. Тишина, которую он оставлял после себя, была тяжёлой, она нависала надо мной, сжимала меня, как стальные оковы. Я блуждала по комнатам, как потерянный ребёнок, касалась стен, мебели, искала хоть какой-то след жизни, но не находила ничего. Пустота. Она была повсюду. И эта пустота поглощала меня.
Глава 12
Каждый раз, когда он уходил, я чувствовала себя ещё более потерянной. Я не знала, как жить в этой тишине, не знала, как существовать в мире, где нет ни души, где никто не заговорит со мной, где никто даже не посмотрит в мою сторону. Я чувствовала себя никем, ничем. Пустое место, которое случайно заняло пространство в его доме. Я пыталась делать что-то, чтобы заслужить его внимание, его признание. Убиралась, готовила еду, даже пыталась расставить вазы с цветами, чтобы хоть как-то оживить эту мрачную обитель. Но всё это было бессмысленно. Он приходил, бросал на меня свой холодный, оценивающий взгляд и уходил снова, словно проверяя, не исчезла ли я, пока его не было.
Я боялась его возвращения, потому что каждый раз, когда он возвращался, он был всё такой же — замкнутый, холодный, смотрящий на меня как на проблему, от которой ему надо избавиться. Но каждый раз он оставался. Не спрашивал, как я, не спрашивал, что делала весь день, но его присутствие, тяжёлое и молчаливое, давало мне понять: он следит за мной. Он не говорил мне об этом, но я чувствовала это по его взгляду, по тому, как проверял, дома ли я, когда возвращался ночью. Он всегда проверял. Всегда.
Иногда он приходил вместе с Ашером. Их голоса — грубые, приглушённые, обсуждающие что-то мрачное, что-то опасное — нарушали тишину квартиры. Ашер был другой. Не такой, как Тамир. Он мог смеяться, шутить, иногда даже пытался заговорить со мной, но я всегда чувствовала, как его взгляд скользит по мне, как будто он пытается разгадать, зачем я здесь. Он, наверное, думал, что я мешаю, что я — его слабость. И это пугало меня. Каждый раз, когда Ашер приходил, я старалась спрятаться, быть незаметной, чтобы никто не думал, насколько я здесь лишняя.
Я помню, как однажды ночью я проснулась в гостиной, свернувшись на диване, и увидела Тамира. Он сидел в кресле напротив и смотрел прямо на меня, не двигаясь. Его глаза, обычно холодные и пустые, в тот момент были… другими. В них что-то проскользнуло — тень, которую я не могла понять, но которая заставила меня почувствовать, что я не совсем чужая для него. Это был один из тех редких моментов, когда я видела в нём не просто хищника, не просто бездушного убийцу, а человека, который борется с чем-то внутри себя. Его взгляд был таким же острым и холодным, но в нём мелькнула искра — может, это было сострадание, может, что-то ещё, я не знала. Но я поняла, что он видит меня. Не просто смотрит на меня, а видит. Он не сказал ни слова. Просто сидел там, и я не знала, что делать. Хотелось что-то сказать, поблагодарить за все, но язык не слушался. Я боялась разрушить это мгновение, боялась, что если заговорю, он снова станет тем чужим, холодным Тамиром, который не видит во мне ничего, кроме проблемы. Я просто лежала и смотрела на него. Тишина между нами была такой густой, что я почти слышала, как она хрустит. Он подвинулся, наклонился ко мне и сказал тихо, но твёрдо: "Спи." Просто одно слово, но оно прозвучало, как приказ, и я подчинилась. Закрыла глаза и снова свернулась калачиком, чувствуя его взгляд на себе.