Моника 2 часть (ЛП)

- Ты слышала правду. Что ты думаешь, мама, во что веришь? Полагаешь, будь у меня подозрения, она стояла бы за этой дверью живой? Никто не сбежит от жизни, мама. Поэтому эта свадьба – мой залог. Поэтому я хочу поженить их собственноручно, немедленно, как можно скорее. Увидеть на лице жены улыбку счастья, когда сестра пойдет к алтарю. Я уже все знаю, мама, и знаю, что делать. Я предупрежу всех на границах охранять все пути в долине, установить порядок пропуска и задержания тех, кто входит и выходит. Хуан Дьявол не сбежит отсюда, пока их с Моникой де Мольнар не поженит судья и священнослужитель, пока он не выполнит обязательств, пока я не удостоверюсь, что именно она продавала себя, была портовой шлюхой у моряков.

- Ренато, сынок!

София Д'Отремон шагнула к Ренато, словно хотела удержать, но его не остановил ни голос, ни жесты, он удалился быстро и решительно. София посмотрела на дверь спальни, где Ренато запер Айме. Долгое время она боролась с собой, а затем угрожающе проговорила, словно ее охватило непреодолимое чувство жестокости:

- Берегись, если запятнаешь имя моего сына! – и удалилась с этими словами.

Айме упала на небольшой атласный диван рядом с кроватью. Напрасно она трясла запертую дверь и подставляла ухо к дверной щели. Она лишь видела удаляющиеся шаги, разговор матери и сына, и теперь ее охватило воспоминание обо всем случившемся, словно к груди приставили кинжал. Словно в водовороте, она ощутила, как ее тащил Ренато; как в сцене кошмарного сна перед глазами проскакивали знакомые лица Моники, Ренато, Хуана. Больше всего Хуана. Любимого и ненавистного, пугающего и желанного, и от этого воспоминания в ней закипела кровь.

- Этого не может быть. Не верю! Все сошли с ума. Все! Он сказал да, и она тоже!

- Сеньора Айме…

- Ана! – удивилась Айме. – Как ты прошла сюда? Откуда?

- Я не входила, сеньора, а ждала здесь вашего распоряжения. Когда я услышала, что с вами пришел сеньор Ренато, то спряталась. Вы ведь велели ни с кем не говорить, а только с тем, с кем приказали разговаривать. Не помните, сеньора?

- Мне нечего тебе сказать! Уходи!

- И куда же сеньора? Сеньор запер дверь на ключ.

- Тогда почему меня заперли здесь, как дикого зверя?

- Сеньор не доверчив, сеньора Айме, очень недоверчив. Видели бы его взгляд. На вашем месте я вела бы себя предельно осторожно, потому что сеньору Ренато похоже сказали…

- Не просто сказали, Ана. Я отправила тебя с проклятым письмом, которое у тебя отняли, и разумеется, его украл Баутиста. Чтобы купить прощение, он его отдал. И надо же так случиться, что ты потеряла письмо. Ты, дура проклятая! Бестолковая негритянка!

- А вы зачем это сделали? Если я бестолковая негритянка, зачем же дали его мне?

- Потому что превратилась в такую же дуру и отчаялась, попала в ловушку, и меня как назло все преследовали. Ана, ты снова должна мне помочь!

- Я, ай, нет, хозяйка! Если Баутиста отдал письмо ради прощения, если хозяин Ренато узнает… Ай, моя госпожа! Я не хочу снова впутываться в историю. У Баутисты руки длинные, и если он снова начнет приказывать…

- Я влеплю тебе пощечину, если не поможешь! – заверила Айме в нетерпении от возражений служанки. И сменив тон, предложила: – Я дам тебе столько, сколько хочешь, но прямо сейчас нужно выбраться отсюда.

- Как?

- Через окно туалетной комнаты. Ты попадешь в маленький дворик, где никого не бывает, и там посмотришь Хуана, который где-то неподалеку.

- А если встречу сеньора Ренато?

- Не важно. Он не знает, что ты была здесь. Это меня он не хочет видеть. Найди Хуана и скажи, чтобы подошел к маленькому окну, из которого ты вылезешь. Скажи, я жду, пусть немедленно придет, и не доводит меня до отчаяния, не сводит с ума, потому что очень дорого заплатит. Даже жизнью! Найди Хуана и сообщи ему. Сообщи!

Презрительно склонившись, Хуан пробегал взглядом из угла в угол, от крыши до пола запущенную комнату с навесом, где они столкнулись с Моникой. Это пристройка конюшни, с кучей мешков корма, стогов сена, старых упряжей, ящиков с пустыми бочками, один из которых служил столом, где стояли бутылка водки и какие-то стаканы из грубого стекла. Хуан воспользовался одним и глотнул жгучего спиртного.

- Не пейте больше, Хуан. Умоляю вас!

- У вас навязчивое желание напрасно умолять. Вы еще не поняли, что не принимаются во внимание ни просьбы, ни мольбы? Что все бесполезно?

Он замолчал, неторопливо вглядываясь, словно видел ее впервые, возможно, удивленный ее худобой, тяжелым дыханием, фиолетовыми кругами под глазами, которые делали выразительней и драматичней затаенный взгляд ясных глаз, а возможно, удивился ее красоте, подобной бледному и пылающему цветку или горящей свече, белым, изящным, как лилии, скрещенным на груди рукам, будто для молитвы или смерти.

- Хуан, вы уедете, правда? – с болью спросила Моника. – Вы пришли за лошадью, чтобы уехать?