- Мы в заливе, перед Гран Буром, столицей Мари Галант. Ваш Сен-Пьер в сотнях миль отсюда на юг.
- В таком случае, я одна, покинутая? – испугалась Моника.
- Думаю, «покинутая» не совсем верное слово. Ваш муж – сильный юноша и суровый, как хороший моряк, и признаюсь, четыре дня нахождения на Мари Галант вам не становилось лучше. Он по возможности преобразил эту маленькую пещеру. Не забыл ни одного расхода и обеспечил самые лучшие удобства. Конечно, вас необходимо снять с корабля и отправить в больницу. Я намекал вашему мужу на возможность оставить вас здесь, чтобы они продолжили путешествие, но он не согласился, и мне это показалось разумным. Когда я увидел, как он заботится и ухаживает за вами, то понял, что жестоко разделять вас.
- Он ухаживал за мной? Заботился?
Внезапно Моника замолчала. Она вцепилась в край простыни, чтобы не закричать, потому что ужасная мысль сверкнула в мозгу. Почему за ней ухаживал Хуан Дьявол? Почему проявил великодушие и человечность? Почему потратил усилия и деньги, чтобы сохранить ее жизнь, потому что ужасающий брак свершился, потому что в бессознательном состоянии он проявил насилие, и она всецело жена Хуана Дьявола?
- Не хочу показаться невежливым, сеньора. Хм… Мольнар – ваша фамилия; вы сеньора Моника де Мольнар, не так ли? Что ж, поверьте, я ваш друг и готов помочь вам всем необходимым. Я доктор Алехандро Фабер, главный медик больницы Гран Бура, французского городка, вдовец и в годах, о чем говорят мои седины. У меня нет семьи, а вы чрезвычайно напоминаете мне единственную дочь, которую, к сожалению, я потерял, когда ей было пять лет. К тому же, мое расположение к вам возникло невольно, уверяю вас, со мной можете говорить откровенно. Вы хотите попросить меня о чем-нибудь? Чего-нибудь желаете? Я могу для вас что-то сделать?
С каким отчаянным порывом крикнула бы Моника о помощи, поддержке, защите от Хуана Дьявола! С каким болезненным желанием попросила бы этого старика разорвать эти цепи, вытащить ее из каюты, оставить этот корабль, и никогда бы не видеть суровое и беспощадное лицо Хуана Дьявола! Но непреодолимый стыд парализовал язык и руки, сильнейшее смущение и единственное убежище ее достоинства. В конце концов, разве не она сама дала права Хуану Дьяволу? Как можно просить помощи, не сообщив ужасных обстоятельств, заставивших ее пойти на этот риск? Тело и душу тряхнула лихорадочная дрожь, но так и остановилась.
- Я не смею просить вас. Вы не напишете моей матери, доктор Фабер?
- Конечно. Меня не затруднит. Что вы хотите написать?
- Что я жива и пусть не страдает из-за меня, чтобы не усердствовала. Моя мать Каталина де Мольнар, Кампо Реаль, Мартиника. Сама я не смогу ей написать, но ваши слова ее успокоят. Я буду вам очень благодарна, доктор.
- Не за что. Речь о незначительной услуге. Я сделаю это с большим удовольствием. Что еще написать ей?
- Ничего. И пожалуйста, пусть это останется между нами.
- Конечно. А теперь, дочь моя, я вас оставлю. Настал час посещения больницы. Если хотите, я позову вашего мужа.
- Не зовите никого. Если кто-то спросит, скажите, что я сплю.
- Как пожелаете. До вечера… – осторожным шагом доктор Фабер оставил каюту «Люцифера» и медленно спустился. Рядом с носом корабля, тихо шушукаясь, сидели четыре члена экипажа. На корме, вдали от всех, на мотке канатов, скрестив руки, Хуан Дьявол смотрел отсутствующим взглядом на море. Доктор решил подойти к Хуану. Увидев его, тот резко встал:
- Вы уже уходите, доктор?
- Всего на несколько часов. Думаю, могу это сделать. Вашей жене значительно лучше. Повторения болезни не случится, можно даже сказать, опасности умереть нет.
- Я очень рад, доктор, – темные глаза Хуана сверкнули, скрываясь за сухостью и резкостью. Он почувствовал, как его грудь отпустило, стало легче дышать, но отверг утешение, удивившее его самого: – Полагаю, она пожаловалась вам. Она не просила помощи, защиты, поддержки? Ясно, вы не расскажете. Вы, конечно же, дали ей почувствовать, что верный друг, настоящий кабальеро. О случившемся, если что-то случится, я узнаю по возникшему скандалу.
- Не говорите глупостей. Никто не скандалил. Она не жаловалась.
Снова темные глаза Хуана сверкнули; тот же блеск никак не покидал его, и старый доктор, обратив на это внимание, решился спросить:
- Не знаю, можете ли в чем-то себя упрекнуть.
- Я никогда не упрекаю себя, доктор Фабер.
- К лучшему. А то я уже начал бояться, но теперь вижу, что обманулся, и меня это радует. Меня необыкновенно радует, что я ошибся в первый день. Не воспринимайте это плохо, но мне показалось, что вы пират. Я боялся, что та, которую вы назвали своей женой, похищена вами и вашими людьми. Фантазии прошлых веков, правда? Вина многих легенд, которые связаны с этими островами, такими красивыми и дикими. Ваша жена француженка, не так ли?
- Она родилась, как и я, на Мартинике; но полгода назад вернулась сюда из Франции, где жила с детства.