- Не хочу расстраивать вас, но я так не считаю, донья София, – вмешался Ноэль, наблюдая за этой сценой, храня деликатное молчание. – Хуана преобразило счастье любви, которая, как он считал, была настоящей.
- Чувства этого незаконнорожденного не волнуют нас, не думаю, что он способен любить, как вы предполагаете, Ноэль, – не придала значения словам София с ненавистью и гневом: – Я думаю, он виновен, и не могу простить, что она жена моего сына. Пытаюсь быть снисходительной, ведь она уже Д'Отремон, носит имя этого дома и будет матерью Д'Отремон. Я защищаю свою кровь, поэтому защищаю Айме от своего сына. Я спасла ее от неминуемой смерти, потому что мой сын способен убить, у него есть на это все права!
- Но я… – робко пыталась возразить расстроенная Каталина.
- Молчите, когда я говорю. Теперь говорю я, а вам нужно молчать. Я не смогла помешать первой ошибке, но не позволю свершиться второй.
- В таком случае, вы вынуждаете меня бросить Монику? У Ренато есть влиятельные знакомые, друзья, он мог бы арестовать тот корабль.
- Мы сделаем возможное, но не будем вмешивать Ренато. Пусть мой сын не узнает, и никто из вас двоих не скажет ни слова, дабы давать пищу для подозрений. Вам понятно, Ноэль?
Ноэль молча опустил голову. Каталина сложила руки, глядя на нее с волнением, а София быстро и решительно распорядилась:
- Возвращайтесь в Сен-Пьер, Каталина, ждите там. Через несколько часов я там буду. Мы поедем повидаться с губернатором, будем добиваться помощи властей, сделаем все необходимое, но ни одна капля грязи не достигнет моего сына. Проводите ее, Ноэль, и не забудьте мои слова. Единственный виновный всего – Хуан Дьявол, не важно, если его повесят!
- Мы набрали хорошую скорость, капитан. Пятнадцать узлов с тех пор, как покинули Мари Галант. Если поменяем курс вправо, то на рассвете окажемся в Монсеррат и купим чего не достает, и…
- Не меняй курс. Я сказал тебе на север.
Прошло два дня. На полных парусах, наклоняясь на правый борт, «Люцифер» словно летел; от силы быстрого хода туго натянулись такелаж и паруса на гибком рангоуте. Корабль напоминал чайку, простершую над пеной свои белоснежные крылья, которая стрелой летела с единственной целью: плыть и плыть, преодолевать лигу за лигой хрупким судном и оставлять эти лиги в море за кормой.
- Скоро нам не хватит провизии, капитан, – настаивал Сегундо.
- Мы заправимся провизией потом, бросим корабль на каком-нибудь пустынном берегу, но не сегодня и не завтра. Ты понял?
- Да, капитан, вы не хотите, чтобы нас схватили.
- И не хочу, чтобы нас видели издалека. Не хочу доставить удовольствие кому-либо знать наше местонахождение. Сегундо, веди на север, пока я не прикажу сменить курс.
Моника испуганно проснулась, ее глаза вновь пробежали по ограниченному пространству полупустынной каюты. Стены каюты напоминали тюрьму, возвращалось странное ощущение рабства, надежда сбежать из которого угасла. Негритенок повернулся с печальным выражением милых, больших, грустных и наивных глаз, проникавших в душу с горячей нежностью.
- Вам правда лучше, хозяйка? У вас уже нет лихорадки. Уверен, у вас не болит голова.
- Нет, уже не болит, Колибри.
- Вы не поешьте? Хозяин велел спросить у вас. Здесь есть все: чай, печенье, сахар и большая-пребольшая корзина фруктов. Хозяин сказал, что это для вас, и ее никто не трогал. Ради вас он послал Сегундо найти фрукты, потому что доктор сказал, что вы должны питаться. Раньше, когда вам было плохо, хозяин сам делал сок из ананаса и апельсина, чай с большим количеством сахара и научил меня его готовить. Я уже умею его готовить, хозяйка. Хотите чашечку? Если не будете есть, умрете от голода, хозяйка.
- Полагаю, это лучшее, что может со мной случиться.
- Ай, хозяйка, вы не умрете! Я столько плакал и молился, чтобы вы не умерли! Я и другие; все на корабле хотели вашего выздоровления. Угорь, Франсиско, Хулиан и Сегундо, который распоряжается после капитана, ругался и давал пинков, говорил, что хозяин позволяет умирать, а раз капитан так делал, то это все равно, что он убить.
- Второй? Второй говоришь?
- Сегундо его зовут, и он второй на «Люцифере». Как интересно, да?
Моника приподнялась с подушек с чем-то наподобие улыбки на бледных губах, улыбкой ответил белоснежный ряд зубов Колибри, который пользуясь этим, настоял:
- Сделать вам чай, моя хозяйка?
- Если хочешь, сделай. Послушай, Колибри, где мы?
- Бог знает! Я вижу только море.
- И не знаешь, куда мы следуем?
- Никто не знает. Кораблем управляет хозяин, когда Сегундо или Угорь берут штурвал, они делают то, что он приказывает.
- А им не интересно знать, куда он едет? Они так ему верят!
- Капитан знает.
- Знает? – повторила удивленная Моника.
- По-видимому, вы сомневаетесь, но не стоит. Четырнадцать лет он ходит по морю от севера к югу, вниз-вверх, от Монсеррат до Ямайки, от берегов Кубы до Гвианы, четырнадцать лет!
Хуан зашел в каюту и посмотрел на Монику, которая переменилась в лице, поджала губы, снова опустила голову на подушки и оцепенела, а он печально посмотрел на нее и усмехнулся:
- Кажется, мое присутствие усилило твою лихорадку.