Монохром

Лина вообще дышать перестала, закусила губу чуть не до крови, лишь бы не завопить: тень копировала её, Лину, когда она совсем недавно — давно?! Сколько прошло времени?! — делала селфи! Или тень собиралась сфотографировать берег — на котором, оцепенев на скамейке, находилась девушка?

Лина не хотела знать, что произойдёт, если тень каким-то образом сделает фото — самой себя или её. Она нутром чуяла, ничего хорошего не будет. Но отшагивать ей уже было некуда, ведь никаких других снимков на смартфоне не было. И сам смартфон — как в воздухе растаял.

И вдруг мелькнуло: деда Кось учит её «ловить кадр», не используя видоискатель фотоаппарата. Складывает указательные и большие пальцы рук так, что получается рамочка, подносит к лицу хихикающей Линке и быстро сводит и разводит пальцы, сочно произнося: «Вж-жжжик! И кадр пойман!». Линка потом весь день развлекалась, украдкой ловя в «рамочку» из пальцев то угол комнаты, то спину сестры, то вид из окна…

Тень вдруг налилась той самой чернотой, контуры стали резче, и Лина поняла, что не ошиблась в своих подозрениях: жуткое порождения Монохрома «целилось» как при фотосъёмке. Так и не было понятно, себя выцеливает или девушку. Лина не стала дожидаться, вскинула руки, сделал «рамочку» — и быстро «вжикнула» пальцами навстречу и обратно, имитируя работу диафрагмы камеры. И одновременно — закрыла глаза.

Вспышка!

Только не белая, а непроглядно чёрная, словно на глаза наложили плотную непросвечивающую повязку. В ушах Лины возник звон, предвестник обморока, по телу прокатила отнимающая все силы вязкая волна.

«Вот сейчас со скамейки-то грохнусь…» — отстранённо подумала девушка и миг спустя — действительно ощутила удар. Но не такой, как если бы всем телом рухнула на землю и покатилась бы по берегу вниз.

Спина утратила всё напряжение, и Лина просто сильно, хоть и не больно ткнулась лопатками в спинку скамейки. С губ сорвался выдох, похожий на сипение — это она уже могла расслышать. И ещё — что кто-то её теребит, а сквозь тонкий звон слышится смазанный голос.

— …охо? Вам плохо, девушка?! У Вас приступ, вы астматичка?

— Господи, совсем белая, может, у неё малокровие? Или траванулась чем?

— Девушка, Вы отравились?!

Теперь голосов было два, оба встревоженные и такие, надтреснутые. Стариковские. Почти сразу вернулось зрение, и Лина обнаружила над собой два сморщенных загорелых лица — одно в зеркальных солнцезащитных очках, другое — в зелёных, противоглаукомных. Прабабка Яся такие после операции на глаза носила, отстранёно вспомнила девушка.

Увидев, что Лина заморгала, зашевелилась, старушки закудахтали наперебой, интересуясь её самочувствием и помогая сесть прямо. Лина же таращилась на них, как на привидений: цветные. Шапочки у обеих такие выдриглазные, словно они были поклонницами раста-стиля. Спортивные костюмы тоже: у одной клубнично-розовый, у другой салатно-зелёный. Ещё и палки для ходьбы в агрессивную, чёрно-жёлтую полоску. После Монохрома такая феерия оттенков вызывала ощущение тошноты.

— Девушка, у Вас, наверное, низкое давление, — авторитетно заявила «клубничная» старушка в зеркальных очках. — Поэтому Вы так побелели. Вы контролируете свой АД?

— Или у Вас диабет, — припечатала «салатовая», строго глядя на Лину из-под зелёных стёкол. — Вам нужно проверить уровень сахара. Вы проходили диспансеризацию? И не ешьте всю эту «американщину», там сплошные канцерогены и ГМО!

— Да, конечно, всенепременно, — невнятно отозвалась Лина, кое-как распрямившись. Бросила взгляд поверх макушек престарелых спортсменок — и если бы могла, побелела ещё сильнее. Три цветные скамейки — небесно-голубая, солнечно-жёлтая и радужная были на месте. На том берегу.

А Лина — снова на своём, с подморённой до тёмно-шоколадного скамьёй. Но она твёрдо, до рези под глазами и колючего ощущения в желудке помнила: селфи она сделал, сидя на солнечно-жёлтой скамейке. Трескотня бабушек, углубившихся в дебри медицинских рекомендаций и критику политического строя, стали просто звуковым фоном. Который, впрочем, и не дал Лине снова безвольно обмякнуть.

— П-простите! — Она сгребла свой рюкзак, поспешно протиснулся между старушек и чуть не бегом припустила прочь от прудика. В спину ей тут же понеслись возмущённые выкрики «спасительниц», сетование на распустившуюся молодёжь и падение нравов. Предположение, что она наркоманка — «Глаза-то видела, какие?! Белые и зрачки в точку!» — девушка уже не услышала. Лина не помнила, как слетела по длинной лестнице и чудом не запнулась на одной из просевших ступеней. Едва отметила хохочущих школьников, те пробирались вверх, к колесу обозрения и заполнили всю лестницу. Она фактически протаранила их, не слыша потом ни ругани, ни свиста себе в след.