Читаем Монохром полностью

Отшагнув в бок, Лина отдышалась, кое-как уняла истеричную дрожь во всём теле и уже внимательнее присмотрелась. Да, это был тот самый дядька и спаниель, чей случайный снимок вышел не в фокусе. Девушка бочком стала обходить их, почему-то ожидая, что превратившиеся в метель чёрного и белого силуэты будут плоскими, как картонные рекламные фигуры. Испуг и потрясение от происходящего, а так же более ранние эмоции отступали перед нарастающим удивлением: фигуры были вполне себе объёмными. Хотя с обратной, так сказать, стороны Лина никак их не могла сфотографировать. Девушка завершила обход схваченной кадром парочки — человек и собака. Присела на корточки и поводила ладонью под зависшими над плитками трека ногами-лапами. Висят, нарушая все законы физики, не падают.

— Ух ты… — пробормотала Лина и отважилась ткнуть пальцем в собаку. Шерсть не подалась шелковисто и мягко, а нехотя спружинила, как плотно набитая подушка. Девушка хмыкнула и уперлась в бок собаки уже двумя ладонями. Сдвинуть парящее в паре сантиметров над землёй не такое уж и крупное тельце псины удалось едва. А вот поставить ей торчком уши — легко. И некупированный хвост — сместить влево.

— Я сошла с ума, деда Кось, я наконец-то спятила, — прошептала Лина, безуспешно пытаясь справиться с губами. Те расползались в истеричной улыбке. — Я — попала в Монохром.

«Хо-оом-ммм…» — подхватило недолговечное эхо.

Она резко выпрямилась, забыв, что от такого могла и голова закружиться. Ничего такого не произошло, не зазвенело в ушах, грозя обморочным состоянием. А можно ли потерять сознание внутри видения?! Лина хихикнула и уже не обратила внимания на дробное, быстрое эхо-шёпот. Повторила попытки сдвинуть с места мужчину, наваливалась уже всем весом, добившись того же едва заметного наклона как и у собаки. Сама себе удивляясь, этому выплывшему неизвестно из каких уголков шальному веселью — взяла и вывернула все карманы на костюме дядьки. Из ушей — выдернула капельки беспроводных наушников и выкинула в воздух. Те там так и повисли. Ещё подумав, нашарила на шее собаки ремень ошейника, повозилась, расстёгивая и выпутывая из неестественно плотной, как слежавшаяся вата, шерсти. И надела мужчине на голову.

Странный, непривычный задор требовал ещё каких-то действий, и Лина снова обошла бегуна и собаку кругом. Прищурилась, прикидывая, чтобы такого сделать — и отшагнула назад, вперёд спиной.

Вспышка!

Она стояла всё на той же дорожке, только совсем одна, глядя вниз по склону. Ошарашено поморгала, оглянулась, невольно ожидая — вот сейчас из кустов снова выломится дядька со своим псом. Но всё оставалось таким же пустым и неподвижным. Баланс контрастов при съёмке и здесь был нарушен, поэтому дорожка казалась почти белой, тени — слишком густыми, графитовыми. Стыки плиток были до того неестественно чёрными, что сами плитки казались парящими в воздухе. А дальний край трека, что нырял за поворот в прикрытие высокого кустарника — вообще непроглядно-чернильным.

Лина помнила, что в момент снимка там точно никого не было, даже за поворотом. Но сейчас, напряжённо вглядываясь в пятно тьмы, ей всё отчетливее чудилось: кто-то стоит. Неотделимый от остальной черноты, но он там есть. От дурного, хоть и задорного веселья не осталось и следа.

Девушка сглотнула и не сразу поняла, что изменилось. Шаг. Она не заметила, как сделал шаг вперёд. И даже уже не один — секунду назад фонарь с фантастически выглядевшим плафоном был впереди, на расстоянии в пару метров. А сейчас — сравнялся с её плечом…

— Что?! Как? — пролепетала Лина, и вот уже сама не зная как, поравнялась с урной, что только что была впереди. Шепчущее эхо на этот раз промолчало. И как-то так — по живому промолчало.

А тьма у поворота, там, куда фотокамера никак не могла заглянуть, всё смотрела и смотрела. Приближалась, не делая ни движения. Это Лина — шагала ей на встречу, не помня, чтобы хоть раз двинула ногой или рукой.

Вернулся страх. И не тот, который заставил её завизжать от изумления, когда она обнаружила замерших в размытом, гауссовом4 эффекте бегуна с собакой. Давний, старательно скрываемый в закоулках памяти. Острый и пронзительный, как раскалённая спица или боль при месячных.

Тот, сгустившийся в доли секунд, когда бабай Кось моргнул.

— Нет!!! — взвыла Лина, обнаружив, что носки кроссовок уже впутались в тень от веток кустов на плитках. За спиной прямо в небо, пустое, без всяких теней — взмывал верхний край дорожки. Надо развернуться и нестись туда со всех ног… Шаг. И тьма из-за поворота — заметно разрослась, выползая за обозначенные снимком границы.

— Нет!!!

Ей показалась — она сейчас вся вывернется из суставов, разорвёт позвоночник на отдельные позвонки, с такой силой подалась назад. Стало и вправду чудится: что-то рвётся, какой-то невидимый кокон, а может — всё тело начало распадаться на волокна, как перетянутая до предела ткань. И — шаг, назад, спиной вперёд.

Вспышка!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений. Американские рассказы и повести в жанре "ужаса" 20-50 годов
Собрание сочинений. Американские рассказы и повести в жанре "ужаса" 20-50 годов

Двадцатые — пятидесятые годы в Америке стали временем расцвета популярных журналов «для чтения», которые помогли сформироваться бурно развивающимся жанрам фэнтези, фантастики и ужасов. В 1923 году вышел первый номер «Weird tales» («Таинственные истории»), имевший для «страшного» направления американской литературы примерно такое же значение, как появившийся позже «Astounding science fiction» Кемпбелла — для научной фантастики. Любители готики, которую обозначали словом «macabre» («мрачный, жуткий, ужасный»), получили возможность знакомиться с сочинениями авторов, вскоре ставших популярнее Мачена, Ходжсона, Дансени и других своих старших британских коллег.

Генри Каттнер , Говард Лавкрафт , Дэвид Генри Келлер , Ричард Мэтисон , Роберт Альберт Блох

Фантастика / Ужасы / Ужасы и мистика