Монохромный человек (СИ)

А мне Стас, на всякий случай, вручил электрошокер. Он был похож на ручной фонарик.

Вот только мне это слабо помогало. Потому, что Стас и Коля не видели то, что видела я.

Они лицезрели укрытые черно-серым густым сумраком апартаменты дома.

Стены с виниловыми обоями, голый пол с розоватым покрытием, мебель, полки, предметы декора и прочие элементы обстановки.

А я, ступая по этом полу и мимо этих стен слышала и видела обрывки воспоминаний.

Крики, смех, ругань, топот детских ног по лестнице.

Разговор и смех женщин. Звон бьющейся посуды. Припевы песен…

И затем её.

Воспоминание Ксении Гудковой ворвались в сияющий водоворот воспоминаний собирающихся здесь женщин и детей.

Подобно чёрной тени воспоминание Гудковой наползало на светлые воспоминания жен и детей охранников.

Оно накрыло их, поглотило и растоптало. Оно заполнило собою все вокруг и мое сознание.

… Она вошла в дом через дверь, как мы.

В руках Ксения сжимала пистолет. Тот самый, который не досчитаются охранники из больницы, когда придут в себя.

Грязными кроссовками она прошла по полу, оставляя за собой следы влажной грязи. Сейчас её следы темнели на полу засохшими пятнами.

Она двигалась в просторную гостиную. Туда, откуда звучал смех, музыка и звон бокалов. Туда где бегали и смеялись дети, где что-то оживленно обсуждали их матери.

Я шла вместе с ней. Я готовилась к худшему. Я боялась это увидеть, но я обязана смотреть. Я знаю это. Таков уж мой Рок…

Смотреть, терпеть, видеть и запоминать. Надолго. Может и навсегда.

Чувствуя, как внутри меня все стынет, стягивается и леденеет я шла за Гудковой.

Но воспоминание неожиданно оборвалось, когда Ксения открыла дверь, стих смех, и сидящие за столом женщины уставились на неё.

Воспоминание исчезло. Я стояла в темноте, глупо глядя перед собой.

С моих губ срывалось жаркое, взволнованно дыхание.

Пульс ускорился до ритма иглы в швейной машинке. Тело и конечности цепенели от накатывающего напряжения.

— Ника? — Стас обернулся поманил меня за собой. — Что случилось? Что ты увидела? Ника!..

Мне некогда было объяснять.

Я ринулась вперёд, но Стас удержал меня.

— Я иду первым. — не допускающим возражений тоном, сказал он.

Я торопливо кивнула. Тревога внутри распирала и терзала меня.

Я жаждала оказаться в гостиной. Я догадывалась, что могу там увидеть.

Я уже морально приготовилась… Да нет! Куда там!.. Разве я могу быть готова увидеть это?.. Нет! Я никогда не готова!

— Пойдём… — сказала я. — В гостиную… Они были там.

Голос мой дрожал. Я ничего не могла с этим сделать. Я не могла справиться с овладевающим мной ужасом от того, что я могла увидеть в гостиной.

Я вспомнила замерших при появлении Гудковой женщин и детей, что обернулись на звук открывшейся двери.

Я помню их лица. Я запомнила их глаза и взгляды.

Некоторым из детей не было десяти… Я бессильно мысленно взмолилась, чтобы Ксения не тронула их.

Это было тщетно, я знала. Но надеялась…

Стас открыл дверь в гостиную.

Напряжение нарастало. Сдавливало ребра, сжимало внутренности, туго стягивало череп.

Пульс сотрясал вены, вибрировал под кожей. Невыносимый страх облепил лицо, сдавил шею, горло, и вынул голос.

Гостиная встретила нас уже знакомым мраком.

В сумраке угадывались очертания стола и сидящих за ним людей.

Они сидели неподвижно. У меня вырвался нервный вздох.

Луч света фонаря Стаса выхватил из тьмы лицо, плотно обтянутое голубым целлофаном.

Я вскрикнула, зажала себе рот, судорожно с усилием втянула воздух.

Стас ринулся вперёд.

Свет его фонаря обнаружил остальных.

Я успела их разглядеть.

Пять фигур, сидящих за столом, на стульях. У всех руки отведены назад. А на голове целлофановые мешки.

Но, кажется я не видела детей…

Зажегся свет. Коля нашел выключатель.

Стас лихорадочно срывал пакет с головы одной из женщин. Коля подскочил к другой.

А я застыла в ступоре, не в силах шевельнутся.

Секунды полторы я, забыв дышать, глядела на обмякшие тела женщин, на их связанные за спинками стульев руки.

Из забвения и ступора меня вырвал голос Стаса.

— Ника! — рявкнул он.

Я спохватилась, и бросилась к одной из женщин.

Коля шлепал по щекам ту, что освободил.

Я взяла со стола столовый нож. Дрожащей рукой поспешно разрезала пакет. Нож не слушался. Я стремилась добраться до лица женщины под пакетом.

Мысль о её спасении стучала, вбивалась в висках, пробивалась в голову.

Мне удалось! Есть! Я вспорола пакет и прижала дрожащие пальцы правой руки к левой стороне её шеи.

Мгновение. Тишина. Я замерла… И вот кроткий, тихий толчок пульса под пальцами.

— Она жива! — обрадованно вскричала я.

Коля подскочил ко мне. Пару раз шлепнул женщину по щекам.

Она не реагировала.

Коля другим ножом со стола разрезал веревку на запястьях женщины.

Затем осторожно положил несчастную на пол. Её выкрашенные в контрастное омбре волосы рассыпались по ковру.

Рядом Стас опустил на пол другую, шатенку с пышным каре.

Коля за его спиной делал искусственное дыхание одной из женщин.

— Ника сними мешки с других, проверь пульс. — распорядился Стас, начиная непрямой массаж сердца лежащей перед ним женщины.