Монохромный человек (СИ)

Я кивнула. Меня лихорадило. Нервозное чувство насквозь пропитало тело. Я склонилась над полноватой брюнеткой, сняла мешок с её головы. Спешно приложила палец к шее.

Подождала. Я надеялась. Я ждала. Я верила…

Пульса не было.

Осознание прикосновение к мертвому телу обожгло разум.

Я отдернула руку. Снова нервно, тяжело глотнула.

Я пару мгновений смотрела на безмятежное лицо покойницы.

Затем повернулась к следующей женщине.

Рыжей, с пышными вьющимися локонами. Разрезала мешок, отбросила обрывки ненавистного целлофана прочь.

Тут же прижала пальцы к теплой коже на шее женщины.

Я вся застыла в напряженном ожидании.

— Пожалуйста… — шепотом взмолилась я.

Крохотный толчок под пальцами.

Жива! Я быстро освободила руки женщины. Стас положил на её на пол.

Коля тем временем успешно привел в чувство первую женщину, с омбре на волосах.

— М-миша… — прохрипела та, едва открыв глаза.

И тут же резко дернулась вперёд, хватая ртом воздух.

— Миша! — вскрикнула она. — Г-где… Где м-мой сын?!

— Тише, тише… Женщина, вам нельзя там резко вставать

— Где мой ребенок?! — вскричала женщина, вырываясь из рук Домбровского. — Вы к-кто такие?

— Мы из полиции! — прикрикнул на неё Николай. — Успокойтесь!

— Коля не ори. — не глядя на Домбровского, Стас привел в чувство другую женщину.

Ему также пришлось делать ей искусственное дыхание.

Я тем временем бросилась к пятой жертве.

Но, вскрыв мешок на её голове, я поняла, что и эту женщину жизнь покинула. Её кожа была ещё теплой. Она умерла недавно. Возможно за секунду до нашего прихода.

Мысль об этом ранила. И рана с болью, кровоточила.

Я убрала руку от лица женщины.

Меня охватило подавленное бессилие, убийственная слабость разлилась по телу. Казалось из меня вынули силы и способности двигаться. Сложно было даже дышать.

Мы не успели…

Я тяжело сглотнула. Обернулась на трёх других женщин.

Стас и Коля умелым оказанием первой помощи, в частности массажа сердца и искусственного дыхания, смогли вернуть их к жизни. Две из них правда выглядели обессиленными, едва говорили и двигались с трудом.

Но та, которая звала своего сына, Мишу брыкалась и порывалась вскочить, и убежать в поисках своего ребенка.

Домбровский пытался её урезонить.

А я сосредоточилась на воспоминаниях, которые кружили в этом доме.

Нужно узнать, что Гудкова сделала с детьми. Куда она их дела, куда увела. И сделать это, быстро и точно, могу только я.

— Ника… — позвал Стас.

Но я нетерпеливо вскинула указательный палец правой руки.

Стас замолчал.

Я чувствовала… Воспоминание подкатывало волной скопившихся эмоций и переживаний.

Голоса и звуки крепчали, я уже различала плач детей.

Видение захлестнуло и поглотило меня.

Я увидела её…

Гудкова стояла перед детьми. И говорила. Ровным, мягким, но повелительным тоном.

— Когда вы услышите два хлопка, вы пойдёте за мной, куда я скажу. Вы будете слушаться каждого моего слова, потому, что только я желаю вам добра, и вы не должны сомневаться в моих словах. Вы полностью и абсолютно верите мне. Не так ли, дети?

При этом Ксения не сводила взгляда с детей. А те стояли, всемером и раболепно внимали каждому слову Гудковой.

Меня пробрало щекотное, морозное чувство от внезапно осознания возможностей Гудковой.

Она гипнотизёр! И при том сильный… опытный… и умелый…

Ужас зашипел в голове, вселяя мерзкое чувство беспорядочной паники.

От голоса Ксении по коже рук, плеч и спины словно водили холодным металлом.

— Никто в этом мире не может быть вам дороже меня. — продолжала Ксения. — Вы все обязаны мне своим существованием. Я ваша мать и единственный человек, которому вы дороги.

С этими словами она быстро и легко, два раза хлопнула в ладоши.

В момент у детишек опустились плечи, взгляды стали безвольными и отстраненными.

Они завороженно взирали на Ксению с молчаливым обожанием.

И это потрясало… То с какой легкостью Ксения, играючи завладела сознанием детей.

Я мгновенно вспомнила парня на крыше здания. Того Антона…

Он даже не посмел ей сопротивляться.

Воспоминание резко сменилось.

Ночь. Шелест листвы. Дождь стучит по земле, с чавканьем месит грязь. Грязная вода пузыриться и плещется в ямах с лужами.

В ночном небе трещинами сверкают молнии.

Ксения куда-то ведет малышей по заросшим лесным дебрям. Те, запинаясь о камни, спотыкаясь о корни деревьев беспрекословно бредут вслед за Гудковой.

Я следую за ними. Я смотрю на спины детей. Дождь пропитал их одежду, и та липла к их телам, обвисала на маленьких плечах.

С их мокрых волос по щекам и шеям стекали капли воды.

Они не обращали внимание на сырость, ветер и холод. Им не почем была гроза и устрашающие зигзаги молний в тучах над ними.

Они покорно следовали за Ксенией.

Когда они взошли на небольшой холм, мрачное небо снова озарила вспышка свирепой молнии.

Тучи рассекла кривая линия света и я увидела сверкнувшее вдали озеро.

Она ведёт их к озеру…

Во мне заметалось встревоженное недоумение, и в следующую секунду устрашающая мысль буквально прострелила мою голову.

А Гудкова внезапно резко обернулась. И на мгновение мне показалось, что он взглянула прямо на меня.

Я ахнула, вскрикнула отшатнулась…

И упала в руки Стаса.

— Ника ты… — он помог мне выровняться.