Монохромный человек (СИ)

Корнилов оттолкнул Максима. Тот упал на спину, растянулся на полу стеная от и морщась от боли. По его лицу стекала кровь из разбитых бровей, губ и носа. Кровь стекала по подбородку на рубашку и впитывалась в ткань.

— Не смейте его бить! — провизжала Ольга в руках Домбровского. — Сволочи! Мы вас всех посадим! Выродки!

Стаса не волновали её крики. Его зверь вырвался наружу. Он вспомнил Нику и зловещий синяк на щеке девочки.

Стас больше не бил Максима Датского. Это было ненужно. Но необходимо было оставить напоминание, как не стоит поступать взрослому и сильному мужчине с беззащитными четырнадцатилетними девочками. Корнилов наступил каблуком ботинка на правую руку Максима, и резко повернул, вдавливая подошву в плоть. Раздался мерзкий, но удовлетворительный для Стаса хруст. Максим Датский заорал, скривившись от боли.

— Урод! — с ненавистью воскликнула Ольга Датская, глядя на Стаса. — Ненавижу тебя!

— Ну, теперь у вас обоих есть значимый повод. — мрачно ответил Стас, глядя на воющего от боли Максима.

— А что здесь такое происходит вообще, а?! — к ним подошли несколько докторов и санитаров.

Один из них, по всему видать заведующий отделением, в растерянности оглядел всех участников конфликта.

ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ

Пятница, 26 августа

Я вытолкала хихикающего Мирона за калитку, и закрыла за нами дверь.

Вокруг уже цвело утро, последних августовских дней. Светлое небо в пастельных тонах нависало над многочисленными новостройками и двориками. На дереве, через дорогу старательно чирикала стайка желтобоких синичек.

— Да успокойся ты, принцесса! — смеялся Мирон.

— Тихо! — зашикала я на него, и пугливо оглянулась на наш дом. — Дядя уже проснулся!

— Ну, так мне самое время с ним познакомится! — улыбнулся мне Мирон.

— Мы это уже обсуждали. — кивнула я. — У тебя и так живого места на лице нет.

Это было правда. Если раньше при взгляде на нахальное лицо Мирона я зажигалась тихим негодованием, то сейчас меня разбирала бессильная жалость к нему. На левой стороне лица кошмарный синяк, наливающийся болезненным багрянцем и желтизной, голова перебинтована, и губа заклеена пластырем.

Я не удержалась, поднесла ладонь к его лицу, легко и ласково провела кончиками пальцем по его щеке. Мои пальцы ощутили шероховатую щетину. Хм, а мальчишки уже бреются в шестнадцать лет или нет?

Мирон вдруг перехватил мою руку. Я вздрогнула от неожиданности, сердце забилось чаще. Хотя, пусть это и прозвучит до мерзости слащаво, когда он рядом оно все время чаще бьется. На много чаще.

Мирон с улыбкой поднес мою ладонь к губам, я почувствовала прикосновение его теплых губ к своей коже. Мое дыхание нервно дрогнула. Вязкое оцепенение разлилось по моему телу от макушки до пяток.

— Ты мне позвонишь? — спросил он тихо, и вскинул брови. — Или будет лучше, если я сам?

— Ты можешь мне написать… — предложила я скромно.

Мирон скривился.

— Я хочу слышать твой голос, и общаться с тобой, а не с бездушным приложением в телефоне.

И не знаю почему, но эти его слова затронули что-то внутри меня. Должно быть потому что прозвучали с ехидной и насмешливой искренностью, которая иногда так свойственна Мирона.

— Ладно. — вздохнула, забрав у него свою ладонь. — Я буду ждать твоего звонка.

— Договорились. — счастливо улыбнулся он. — Но, если ты не будешь брать трубку, я буду писать.

— Я возьму. — усмехнулась я, глядя на него.

— Рад слышать. — и тут он внезапно наклонился ко мне, с явным намерением поцеловать.

Я пугливо отшатнулась.

— Ну, ты что?..

— А что? Я думал это нормально, когда люди встречаются.

— Ну, вообще-то… — начала я и замолчала.

— Что? — правая бровь парня вопросительно изогнулась.

— Я… — я не знала какое оправдание придумать и ляпнула первое. Что пришло в голову. — Я же даже… даже фамилии твоей не знаю.

— Ты не целуешься с теми, чью фамилию не знаешь? — кивнул улыбаясь. — А вообще, знаешь правильно делаешь!

Он хмыкнул.

— Только… — он отвел взгляд, с усмешкой покачал головой. — Только громко не хихикай.

— Ладно… я и не собиралась… — слегка растерянно и удивленно проговорила я.

— Зубатый. — пожал плечами Мирон.

— Зу… Зубатый? — улыбнулась я со смешком, и тут же прикрыла рот ладонями. — Прости! Прости, пожалуйста!

— Да все нормально. — ухмыльнулся Мирон. — Я уже давно привык.

— Необычная фамилия. — заметила я, старательно сдерживая улыбку. — Но, тебе точно подходит.

— Считаешь?

— Уверенна. — шепнула я.

Мирон хотел что-то ответить, но тут над двором разнесся требовательный и недовольный возглас дяди Сигизмунда.

— Ни-ика!!! Ника где ты?! Эй! Ягодка! Куда опять подевалась…

— Всё! Всё! Уходи! Уходи, пожалуйста! Быстрее! — зашептала я и нетерпеливо замахала руками, чуть подпрыгнув на месте. — Пожалуйста!

Мирон поднял правую руку. Я помахала в ответ и юркнула через калитку во двор нашего дома.

Я увидела дядю Сигизмунда. Он недовольно жмурясь на солнце, уперев руки в бока стоял посреди газона, слева от проезжей дороги в гараж.

— Я здесь, дядя Сигизмунд! — я закрыла за собой калитку и с дула лица платиновую прядь волос.

— А-а… — протянул дядя.