Монохромный человек (СИ)

— Я никогда не говорил, что презираю его. — спокойно ответил Максим. — Он зазнавшаяся, тщеславная и честолюбивая сволочь, которую давно уже пора поставить на место. Но это не отменяет всех его прочих достоинств.

Услышав то, что он сказал про Корнилова, я почувствовала прилив праведного, справедливого раздражения, но я сочла за лучшее промолчать.

— Так, не важно. — отмахнулась Ольга Датская и снова взглянула на меня. — Зачем ты всё время встречаешься с Корниловым? Ну?

— Твое молчание так же будет иметь все негативные последствия, о которых тебя предупредили. — зловеще предостерёг меня Максим Датский.

— Хорошо. — я пожала плечами. — Я напросилась к Корнилову, чтобы изучать… криминальную психологию, поведенческий анализ и составление психологического профиля убийцы.

— Да ну! — с издёвкой хмыкнул Максим. — Долго думала, курица?

— Ты, что издеваешься над нами, дрянь?! — зло воскликнула Ольга Датская. — Я с тобой, кажется, сейчас по-хорошему пытаюсь говорить. И то, только делая скидку, на твой нежный возраст!

— Кстати, о возрасте, — сообщил Максим Датский. — Не забывай, что ты уже обременена уголовной ответственностью.

— Вот, вот. — поддакнула Ольга. — Хочешь, не в Польшу вернёшься, а в колонию поедешь? Лет на пять-шесть? Знаешь кем ты оттуда выйдешь?

— А там, между прочим, жуткие вещи иногда творят с такими хорошенькими, нежными дворяночками из чрезмерно богатых семей. — ощерившись, с мрачным предвкушением проговорил Максим. — Уверен, тамошние охранники быстро найдут с тобой общий язык.

Они с сестрой переглянулись и обменялись одобрительными смешками.

Я не сомневалась, что свою угрозу они могут привести в действие.

Но я так же знала, что рассказывать им правду, я точно не буду! Пусть хоть режут!..

Просто тяжесть последствий, от моей правды буквально зашкаливает, во всех смыслах!

Как, для меня, так и для Стаса.

Корнилов, не минуемо потеряет работу и будет уволен с позором. Все его заслуги буду приписаны «девочке с необыкновенным даром».

А сама «девочка с даром» неотвратимо станет собственностью спецслужб (в лучшем случае), рабочим инструментом, ручным зверьком, да кем угодно, только уже не той, кем она была раньше!

Ей, то есть мне, уже никогда не дадут жить хотя бы отчасти нормальной жизнью!

Всё моё существование будет починено исполнению высшей воли и высших интересов, кого-то там, кому всегда «виднее» и «лучше знать».

И если на льду я готова хоть лоб в кровь разбить, но заполучить золотую медаль, то жить за пределами спорта, я хочу нормальной жизнью! Как все!

Хоть чуть-чуть… Хоть иногда, отчасти… понемногу..

— Так и будешь молчать? — язвительный вопрос Ольги Датской отвлёк меня от тягостных раздумий.

— Я уже ответила на ваш первый вопрос. — устало произнесла я.

— Этот бред ты будешь в колонии сокамерникам травить! Поняла меня?!

Я поморщилась от её крика.

Можете смеяться (и даже крутить пальцем у виска), но мысль о том, что мне теперь угрожают отправкой в колонию для несовершеннолетних, вселяла некоторый оптимизм.

По крайней мере это лучше, чем поездка обратно в Польшу, к моим горячо «любимым» родственникам.

Вряд ли в колонии легкая и сладкая жизнь, но дома, я точно знаю, меня вообще ждёт кромешный ад.

— Что вас связывает с Корниловым?! Зачем ты ему нужна?! — продолжала допрос Ольга. — Ну? Чего ты глазки свои красивые опустила? Отвечай!

Я нахмурившись, пыталась сосредоточиться, чтобы определиться, что говорить.

Потому, как отвечать всё равно нужно, но так, чтобы они ничего не получили!

— Ты оглохла, что ли?! — прикрикнул на меня Максим Датский. — Чего заткнулась?

— Зачем ты нужна Корнилову?! — тоже повысила голос Ольга. — Отвечай!

— Что у вас с ним за дела?! Давно ты его знаешь?! — прогавкал Максим.

— Отвечай! — яростно требовала Ольга. — Что ты делаешь на местах преступления?!

— Зачем тебя туда привозят?! — Максим Датский приблизился ко мне.

Я почувствовал запах его пота и сладковатый привкус его парфюма.

Он нависал надо мной, заставляя меня опасливо прижиматься левым плечом к стене.

— Что ты вытаращилась на меня?! — прорычал Максим Датский.

— Отвечай! — в который раз прикрикнула на меня Ольга.

Они с усилием, со злостью нажимали на моё сознание, с удивительным злым азартом пытались надломить мою волю.

И столь же лихорадочно жаждали растоптать во мне любые мысли о непокорности их требованиям.

Им во чтобы то ни стало нужно было получить желаемое. Нужно было моё признание. Они жаждали опозорить, опорочить и унизить Стаса. Они истово, лихорадочно желали его полнейшего провала и уничижительного изгнания из рядов офицеров УГРО.

— Нас с Корниловым ничего не связывает… — ослабевшим от их нападок голосом, проговорила я. — Станислав Корнилов мной не интересуется, и я ему совсем не нужна. Это он мне н-нужен… И поэтому я сама приезжаю, когда…

— Твою мать, ну всё! — Максим хватанул кулаком по столу.

Я вздрогнула, замерла в молчаливом ужасе, уставилась на него, быстро моргая глазами.

Я не успела ничего сказать.

Максим Датский схватил меня за волосы. Дёрнул вниз.

Я испуганно вскрикнула. Он склонил меня к столу, заставил прижать грудью к столешнице.