Монологи вагины

Я была там — когда ее вагина раскрылась.
Мы все были там — ее мать, ее муж,
и я,
и медсестра-украинка, засунувшая целиком руку
в резиновой перчатке в ее вагину
и поворачивавшая ее — словно рычаг.

Я была в комнате, когда от схваток она согнулась

пополам, исторгая нечеловеческие стоны,
и я все еще была там спустя несколько часов,
когда она внезапно пронзительно закричала
и замолотила руками воздух.

Я была там, когда ее вагина

из отверстия для удовольствия превратилась
в археологический туннель, в священный сосуд,
в венецианский канал, в бездонный колодец,
из которого выглядывал крошечный ребенок,
ищущий спасения.

Я видела цвета ее вагины. Они изменились.

Я видела иссиня-фиолетовый
и кровоточащий томатно-красный,
серо-розовый, темный;
видела кровь, выступившую, словно испарина,
по краям;
видела желтовато-белую жидкость, и кал, и сгустки
крови, извергавшиеся изо всех щелей,
а она все тужилась, тужилась;
видела в этом отверстии головку ребенка,
пучки черных волос,
видела, как он высовывается из-за кости —
я отчетливо это помню;
и медсестру-украинку, которая все копалась
и копалась в ней своей скользкой рукой.

Я была там, когда мы с ее матерью

взяли ее за ноги и развели их в стороны,
против ее силы,
а ее муж упрямо считал: «Раз, два, три…» —
и повторял, чтобы она сосредоточилась, тужилась…
Мы смотрели только на нее.
Мы не могли отвести от нее глаз.

Мы забыли о вагине.

Как иначе объяснить то,
что мы совершенно не испытывали благоговения,
не восхищались происходившим чудом?

Я была там, когда врач засунула в нее

волшебные ложки,
и ее вагина превратилась в огромный рот
оперной певицы,
который пел во весь голос;
и вот сначала появилась головка,
затем серая шевелящаяся ручка,
за ней — тельце, трепыхающееся
в наших трясущихся руках.

Я была там и позже — когда просто повернулась

и посмотрела на ее вагину.
Я стояла и смотрела на нее —
распластавшуюся, совершенно обнаженную,
израненную, распухшую, разорванную,
заливавшую кровью руки врача,
который невозмутимо зашивал ее.
Я стояла и не сводила с нее глаз —
когда ее вагина внезапно превратилась
в алое, пульсирующее сердце.

Сердце способно на жертву.

Как и вагина.
Сердце может прощать и залечивать раны.
Оно становится шире,
чтобы мы нашли себе место в нем.
Или — чтобы мы покинули его.
Как и вагина.
Оно может болеть — ради нас, расти — ради нас,
умирать — из-за нас,
кровоточить, выпуская нас в этот сложный мир,
полный чудес.
Так и вагина.
Я была в той комнате.
Я помню.

Монологи-вспышки