Монологи вагины

В пять лет
Я надевал подгузники своей сестренке.
Я видел ее вагину
И хотел себе такую же.
Очень хотел.
Я думал, она вырастет.
Я думал, что когда-нибудь раскроюсь.
Я страстно желал принадлежать к их числу.
Я безумно хотел пахнуть, как моя мать.
Ее ароматом были пропитаны мои волосы и руки,
Моя кожа.
Я так хотел быть хорошенькой.
Я недоумевал, почему на пляже
У меня нет купальника.
Почему меня не одевают, как других девочек.
Я чувствовал себя неполноценным.
Я страстно желал принадлежать к их числу.
Хотел танцевать с шестом.
Мне присвоили пол
В тот день, когда я родился.
Его не выбирают — как приемных родителей
Или номер в гостинице на тридцатом этаже.
Он не имеет никакого отношения к твоей сути
Или к твоему страху высоты.
Но несмотря на инструмент,
Который меня заставили носить,
Я всегда знал, что я — девочка.
Меня били за это.
Били за слезы.
Меня терзали за желание
Прикоснуться,
Приласкать,
Обнять,
Помочь,
Взять кого-то за руку.
За то, что пытался влететь в церковь,
Как сестра Бертрилль.
За то, что плел шляпы
И вязал носки крючком.
За то, что ходил в детский сад с сумочкой.
Меня избивали в кровь каждый день
По дороге в школу,
В парке.
Мне ломали ногти,
Накрашенные разноцветными маркерами.
Мне разбили губы, накрашенные помадой.
Они выбивали девочку из мальчика.
Во всяком случае, пытались.
И я залег на дно.
Я перестал играть на флейте.
«Будь мужиком, умей за себя постоять, дай сдачи!»
Я отрастил бороду.
Я вырос большим
И пошел служить во флот.
«Забей — и займись делом».
Я стал мрачным,
Угрюмым,
Бывал и жестоким.
Бей, бей, бей его!
Вечно сжатый в комок, растрепанный,
Неполноценный.
Я убегал из дома,
Из школы,
Из лагеря.
Убежал в Майами,
В Гринвич-Виллидж,
На Алеутские острова,
В Новый Орлеан.
Я встретил там геев,
Свободных лесбиянок,
Получил первую дозу гормонов.
А с ней — разрешение быть собой,
Право на переход,
На путешествие,
На переезд.
350 часов раскаленных игл.
Я видел, как умирают мужские частички —
Мог сосчитать их по пальцам.
Шестнадцать мужских волосков — пропали.
Женские — остались на лице.
Теперь я чаще поднимаю брови.
Я любопытна.
Задаю вопросы.
Учусь пользоваться своим голосом.
Привыкаю, привыкаю.
Все дело в резонансе.
Пой песню, пой песню.
Мужчины говорят монотонно и плоско.
Южный акцент — великолепен,
Еврейский — тоже помогает.
«Здравствуй, мой друг!»
А моя вагина — гораздо дружелюбнее.
Теперь я холю и лелею ее.
Она приносит мне радость.
Оргазмы накатывают волнами.
Раньше они были резкими.
Я была «своей девчонкой».
Моему отцу-полковнику пришлось за это заплатить.
Моя вагина.
Моя мать беспокоилась: что скажут люди о ней,
Мол, как она допустила.
А потом я пришла в церковь и все сказали,
Что у нее красавица дочь.
Я хотела быть одной из них.
Я должна была быть мягкой.
Теперь я могу слушать,
Я могу трогать,
Я могу принимать,
Я могу существовать в настоящем времени.
Теперь люди стали намного добрее ко мне.
Можно просыпаться по утрам,
Убирать волосы в хвост.
Ошибка исправлена.
Я права перед Богом.
Представьте: вы пытаетесь заснуть,
И вдруг срабатывает сигнализация.
Когда у меня появилась вагина,
Кто-то словно выключил эту сигнализацию.
Теперь я живу как женщина.
Но вы ведь знаете, как люди относятся
К иммигрантам.
Они не любят чужаков.
Они не любят тех, кто миксует.
Они убили моего парня.
Они избили его во сне бейсбольной битой.
Они вышибли девчонку из его головы.
Они не хотели, чтобы он встречался с чужачкой,
Пусть даже с красавицей,
Пусть даже она умела слушать
И была добра к людям.
Они не хотели, чтобы, влюбившись, он запутался.
Они боялись любви.