Я стискиваю кулаки с такой силой, что ногти впиваются в ладони. Мне хочется заплакать, потому что я смертельно устала. Устала воевать, устала прятаться, устала бояться. Устала жертвовать всем ради брата. Я не просила его, черт возьми! Не рожала! Я не хочу тратить жизнь и молодость на воспитание ребенка, которого никогда не хотела.
Потом мне становится стыдно.
Я вспоминаю Ваньку, протягивающего мне найденную купюру. Вспоминаю, как он утешает меня, когда грустно. Как радуется любой мелочи. Он все прекрасно понимает и порой словно боится, что может потерять и то немногое, что осталось. Боится капризничать, боится ссориться, боится меня расстраивать. Я вспоминаю кофе, который он для меня сварил и вкуснее которого я не пила.
– Хорошо. Как хочешь, только не показывайся ей.
– Ты что, сейчас серьезно? – повторяет он мою же реплику, но интонация совсем другая – самодовольная.
– Свалишь на время визита из опеки – получишь, что хочешь.
– Хочу услышать, что именно.
Ему, кажется, нравится надо мной издеваться, а я словно онемела не только снаружи, но и внутри. Нет никаких эмоций, хотя я жду, когда накроет страхом или ненавистью. Но внутри словно что-то сломалось, и мне просто плевать.
– Мы займемся сексом, если я помогу тебе выкрутиться перед опекой.
– Да. Мы займемся сексом, если ты мне поможешь.
– По рукам.
Исаев поднимается и ставит чашку в раковину.
– Тогда хочу свое вознаграждение сегодня ночью.
Я отворачиваюсь к мойке и включаю кран. Вадим несколько секунд стоит за моей спиной, и я чувствую на себе его взгляд, невольно вспоминая прикосновение рук к разгоряченной болезненной коже. Он словно собирается что-то сказать, но все же уходит. И лишь когда за ним закрывается дверь, я наконец даю волю слезам.
К моменту, когда мне нужно идти за Ваней, от слез не остается ни следа. Я причесана, умыта, накрашена, хорошо одета и произвожу – хочется верить – впечатление девушки из благополучной семьи.
– Ничего не бойся, – по дороге инструктирую брата, – говори все честно, кроме того, о чем мы договорились. Помнишь?
– Да. Мама в командировке в Москве, у папы бизнес в Европе. Папа прилетает на выходные, мама проверяет уроки по видеозвонку.
– И?
– И ни слова о соседе.
– Молодец.
– Даш… – Ваня внимательно на меня смотрит. – А если им не понравится, меня заберут?
– Нет, что ты. Просто будет долгий тяжелый процесс, понадобится юрист, чтобы оформить все документы. Я сейчас разберусь с работой, открою студию, и мы с тобой оформим все документы. Все будет хорошо. Я обещаю.
Но Ваня не дурак, он отлично научился ловить мое эмоциональное состояние. Брат непривычно тихий и задумчивый. Я боюсь, что и об этом инспектор будет задавать вопросы, я вообще уже не знаю, чего именно я боюсь. Кажется, нервная система на пределе.
О соглашении с Вадимом я стараюсь не думать. О нем буду думать позже, когда немного выдохну.
Мы поднимаемся домой без десяти, и в два часа уже сидим на кухне, в нервном ожидании визита. Время течет медленно, но неумолимо. Три часа, четыре… пять, а следом – шесть и сумерки. Я звоню на номер, оставленный в опеке, но никто не берет трубку. Я уже начинаю думать, что все это какая-то дикая шутка, может, того же Исаева, чтобы получить желаемое, как вдруг в дверь кто-то стучит.
– Ой… – у Ваньки округляются глаза. – Она?!
– Наверное. Сиди здесь, все как договорились.
Мне хочется высказать этой Ольге все, что я думаю, о таких опозданиях, но в сети пишут, что лучше даже не думать о том, чтобы высказать недовольство сотруднику опеки, и я нечеловеческим усилием заставляю себя сдерживаться.
На площадке перед квартирой невысокая женщина с ярко-рыжими волосами, завитыми в огромные, размером с кулак, кудри. Нелепая старомодная прическа, и такой же вельветовый костюм, почему-то в ансамбле с кроссовками.
– Дарья Сергеевна Богданова? – спрашивает она.
– Да, проходите, пожалуйста. Мы ждали вас к двум…
– Задержалась, – отмахивается женщина.
Я запираю за ней дверь и терпеливо жду, чтобы забрать пальто и повесить его в шкаф. И вдруг за ее спиной замечаю, как начинает опускаться дверная ручка.
Меня бросает в холод: Исаев! Мы не обговаривали время, но он, рассудив, что уж с двух-то прошло достаточно, чтобы вернуться… вернулся. Как будто судьба против нас с Ваней, нарочно издевается, подкидывая новые и новые ужасы.
– Кто-то пришел? – вежливо, но холодно интересуется Ольга. – Надеюсь, родители?
Дрожащими руками, чувствуя, как от страха меня начинает тошнить, я отпираю дверь.
Первое, что видит Исаев: мои огромные, полные ужаса, глаза. А потом его взгляд останавливается на женщине, и с губ срывается беззвучное ругательство.
– А вы – Сергей Богданов? – интересуется Ольга.
Я едва заметно качаю головой. Она ведь попросит документы!
– Нет. Я – Вадим Егорович.
– И кем вы, Вадим Егорович, приходитесь Ивану?
У меня только что обломался секс с девушкой, о которой я слишком часто думал в последнее время.