– Я не хочу, чтобы ты жил в постоянном ожидании ножа в спину. Я слишком тебя люблю, чтобы так поступить.
Он снова наклоняется ко мне, опаляя дыханием шею.
– Скажи еще раз… – Кожа покрывается мурашками от бархатистого хриплого шепота.
Поэтому, когда Вадим вдруг выпрямляется, я вздрагиваю от неожиданности и его громкого голоса:
– Вот черт!
А потом он исчезает! Просто начинает, пригнувшись так низко, что кажется, словно ползет, пробираться через толпу прочь, оставив меня изумленно хлопать глазами. Одновременно с этим прямо ко мне направляется учительница Вани. И, судя по поджатым губам и яростно блестящим глазам, она не в духе…
– Дарья Сергеевна! Вы в своем уме?!
Да, пожалуй, мы и впрямь увлеклись разборками на школьной линейке.
– Простите, Виктория Дмитриевна, этого больше не повторится. Мы немного… забылись.
У нее такое лицо, словно ее сейчас стошнит. Мы что, настолько мерзко целовались?
– Либо вы потрудитесь объяснить, что происходит и куда это так резво пополз ваш отец, едва меня увидел, или я звоню в полицию!
Я открываю рот и забываю, как он закрывается.
– Что… отец… пополз… ЧТО?!
Эпилог. Вадим
– Ай! Дашка! Ну не бей меня! Даша! Я тебя как человека прошу… Ай! Ну Даш, ну я как лучше хотел… ой! Туфлей больно!
– Как лучше?! КАК ЛУЧШЕ?! Да ты… ты… ты хоть представляешь, КАКИЕ слухи сейчас о нас ходят? ЧТО говорят в школе? Да мне теперь придется Ваню переводить! Я полчаса объясняла учительнице, что ты нам не отец!
– Ай! Даша!
Я пытаюсь прошмыгнуть в лифт и уехать без нее, но юркая девчонка успевает протиснуться в закрывающиеся двери – и мне прилетает еще и там.
– Что Даша?! Что?! Наделал делов и смылся?! Да у Баси больше сознательности!
– Я спасал вас! Эта идиотка кляузничала в опеку, а я прикинулся Ванькиным отцом и вставил ей.
– Надеюсь, не в прямом смысле хотя бы?
– Даша!
– Что?! Я вообще не знаю, что от тебя ожидать!
– Подумаешь, маленькая ложь во благо. А что мне оставалось делать?! Приди к вам опека снова – что бы было?
Воззвание к чувству страха не помогает. Я снова получаю туфлей.
– Что делать?! Не лезть ко мне целоваться на людях?! Объясниться? Предупредить меня?!
– Да я забыл, – честно признаюсь. – Она как-то утихла, малой не жаловался, и я забыл. Даш, ну хватит. Ну и переведем его в другую школу, все равно эта не очень. И у нас есть деньги на частную.
– Не надейся! Подкупить меня не получится!
– Даш…
Меня перестают бить, но уж лучше бы били. Она решительным шагом выходит из лифта, и я вприпрыжку несусь за ней, чтобы не успела закрыться в студии. Я не намерен оставлять ее в покое, пока не получу подтверждение, что она не уйдет, прихватив свою дурацкую сумку. Я ее, правда, уже разобрал, но с нее станется собрать заново или вообще сбежать без вещей.
Даже мысль об этом не дает нормально дышать.
У самой двери я перехватываю ее и притягиваю к себе.
– Дашк, я дурак. Это для тебя не новость. Я наломал много дров и, поверь, грязные слухи – не самое страшное последствие. Наверное, я давно научился не обращать на них внимания, ведь слишком многие видели и видят во мне монстра. Но я не хочу, чтобы ты видела во мне человека, который отправит любимую девушку на аборт, потому что боится создать семью.
– Любимую? – Она несколько раз мотает головой, будто пытается отмахнуться от этого слова. – Ты же сказал, что не умеешь любить.
– Я учусь. Уже неплохо получается, не находишь?
– Не нахожу!
– Даша-а-а…
– У меня клиентка. Давай поговорим вечером.
– Но ты ведь не уйдешь?
– Я…
Надо было купить кольцо. Мне не пришло это в голову, когда я вылетел из дома с намерением остановить ее во что бы то ни стало. Самый очевидный ответ был на поверхности, а я о нем даже не подумал.
– Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.
– Врешь.
– Не вру. Хочу.
– Ты сам не знаешь, чего хочешь…
– Я хочу, чтобы ты перестала со мной спорить! Помнишь наш уговор? Я спасаю тебя от опеки, а ты со мной спишь! Я меняю условия. В обмен на спасение от опеки ты за меня выходишь. Раз не хочешь сама, будем так!
Дашка смеется, и – я чувствую облегчение – уже не смотрит такими тоскливыми и обреченными глазами. Где-то в глубине души я уже знаю: она не уйдет. По крайней мере, не сейчас, и у меня будет время все исправить.
– Ваня мой по закону! Мне уже не угрожает опека!
– Думаешь? А что на этот счет скажет Виктория Дмитриевна?
Ее глаза округляются.
– Ты… ты…
– Что? Опека вполне может задаться вопросом, почему ты живешь с каким-то мужиком. И что ты им скажешь? А вот если он будет твоим мужем…
– У тебя есть вообще совесть?!
– Неа, – довольно говорю я. – И кольца нет. Но есть наглость. Это второе счастье, как известно. А первое – я. Соглашайся, Богданова.
Дашка была бы не Дашкой, если бы легко и просто сдалась. Она холодно щурится и нарочито равнодушно бросает:
– Вечером поговорим. Меня уже ждет клиентка.