Читаем Монстры полностью

– Ну, конечно, опять литература. К тому же психоз. Ты ведь, по-моему, уже понял, что за формализованной частью этого стоит вполне реальное материальное содержание, наполнение. Да, все мои определения расплывчаты в пределах вашей как бы строгой научной конвенции. Так ведь никакие другие определения тут и не подойдут. Это и есть точный язык описания подобного рода явлений. Придется привыкать.

– Хорошо, – несколько уже устало отреагировал Николай. – Привыкнем. Если к тому же за это деньги будут платить.

Замолчали. Снова посмотрели в окно. Свет от дальнего разраставшегося пожара теперь не катастрофически, но медленно и уверенно заливал краской стены зданий и стекла на противоположной стороне улицы.

– Я тебе не дорассказал историю из моего детства. – Ренат снова перешел на спокойный повествовательный тон. – У меня был как бы некий брат Димка.

– Твоего брата ведь Чингизом зовут, – возразил Николай.

– Ну да. У меня сложная семейная ситуация и соответственно происхождение всех родственников.

– Сводный брат? – предположил Николай.

– Не совсем. Как бы брат и не брат в то же самое время. У него, конечно, был свой статус и назначение. Он по малолетству не очень-то соображал, кто он и зачем. И к чему. А потом исчез. Понимаешь, исчез. Я его никогда больше не видел. Говорили, что просто родители переехали в другое место. А я ведь и родителей его никогда не видел. Жил он с бабкой. Кожа у него была какая-то необыкновенная. Я никогда такой у людей не видел. Мраморная. Ты теперь уже понимаешь – не до конца смытые швы фантомного калькирования. Она-то и выдавала. Да тогда, в детстве, разве же поймешь – просто странность да предмет насмешек. Он очень страдал от того. А пацаны, естественно, издевались. Моя мать им с бабкой регулярно помогала. Ходила сготовить там, прибрать. Бабка была очень старая, еле из дома на лавочку выползала. А потом он исчез. Но когда он еще жил рядом, произошла эта история. Заманили меня вечером к речке, а сами за сарай попрятались. Да: Давно там не был. Хорошо бы съездить. Даже нужно. Монастырь там, орешник – чудо! Надо съездить. Так вот, там в одном месте водоворот был, к которому меня и заманили. О нем много чего в деревне рассказывали. Говорили, что туда как-то даже лошадь затянуло. Ее тянуло так медленно, что она почти час орала, высунув из воды голову. Дико орала. Потом только ноздри остались. А потом и вся под воду ушла. Люди уши затыкали – не было сил переносить. Поделать ничего не могли – ни помочь, ни вытащить. Чьи-то руки видели. А она вырывалась, отлепляла их от себя – да разве совладаешь! Потом через день все это наружу выбрасывало. С такой страшной силой, что отдельные мелкие кусочки на высоту большого дерева взлетали. Аж до дома Петровых долетело. Коричневые пятна остались. А ведь дотуда не меньше километра. Мы ходили смотреть. Ничего особенного. Обычные пятна. Могли и от ржавчины проступить. Не знаю. Милиция приезжала. Эксперты разные. А местные и сказать толком ничего не могут. Кто сколько и когда выпил – преотличнейшим образом и в мельчайших подробностях, до грамма, до глоточечка помнят. А больше ничего и не знают. Кого ни спросят:

Перейти на страницу:

Все книги серии Пригов Д.А. Собрание сочинений в 5 томах

Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия
Москва
Москва

«Москва» продолжает «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), начатое томом «Монады». В томе представлена наиболее полная подборка произведений Пригова, связанных с деконструкцией советских идеологических мифов. В него входят не только знаменитые циклы, объединенные образом Милицанера, но и «Исторические и героические песни», «Культурные песни», «Элегические песни», «Москва и москвичи», «Образ Рейгана в советской литературе», десять Азбук, «Совы» (советские тексты), пьеса «Я играю на гармошке», а также «Обращения к гражданам» – листовки, которые Пригов расклеивал на улицах Москвы в 1986—87 годах (и за которые он был арестован). Наряду с известными произведениями в том включены ранее не публиковавшиеся циклы, в том числе ранние (доконцептуалистские) стихотворения Пригова и целый ряд текстов, объединенных сюжетом прорастания стихов сквозь прозу жизни и прозы сквозь стихотворную ткань. Завершает том мемуарно-фантасмагорический роман «Живите в Москве».Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Монстры
Монстры

«Монстры» продолжают «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007). В этот том включены произведения Пригова, представляющие его оригинальный «теологический проект». Теология Пригова, в равной мере пародийно-комическая и серьезная, предполагает процесс обретения универсального равновесия путем упразднения различий между трансцендентным и повседневным, божественным и дьявольским, человеческим и звериным. Центральной категорией в этом проекте стала категория чудовищного, возникающая в результате совмещения метафизически противоположных состояний. Воплощенная в мотиве монстра, эта тема объединяет различные направления приговских художественно-философских экспериментов: от поэтических изысканий в области «новой антропологии» до «апофатической катафатики» (приговской версии негативного богословия), от размышлений о метафизике творчества до описания монстров истории и властной идеологии, от «Тараканомахии», квазиэпического описания домашней войны с тараканами, до самого крупного и самого сложного прозаического произведения Пригова – романа «Ренат и Дракон». Как и другие тома собрания, «Монстры» включают не только известные читателю, но не публиковавшиеся ранее произведения Пригова, сохранившиеся в домашнем архиве. Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия

Похожие книги

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия