Читаем Монстры полностью

– Ну уж коли мы здесь засиделись, – почти воскликнул Николай, – и ждать нам первых петухов, то не взбодрить ли чайку? – Взял электрический чайник, отсоединил провод и понес к раковине. Остановился и прислушался. Снова в соседней комнате что-то пошевелилось. Николаю почудилось даже всхлипывание. Он с подозрением взглянул в ту сторону, потом на Рената. – А ты ничего там не прячешь?

– Ну что я могу там прятать? Мышь? Лошадь? Подброшенного ребенка?

– Ладно, не кипятись. Вот я лучше чайник вскипячу. – В небольшой раковине с металлическим краном и белыми фарфоровыми вентилями наполнил чайник водой. Отнес к столу и включил в розетку. Затем застыл у мокрого, усеянного каплями окна. Вдали под мигание и вскликивание милицейских и пожарных машин догорал злосчастный автомобиль. Его слабые всполохи были мучительны, болезненны и жалостливы.

– Где заварка? – Ренат кивком головы указал на висевший над столом белый аккуратненький шкафчик. Николай открыл дверку. Из упаковки достал пакетики так называемого индийского чая высшего сорта. По два бросил в граненые стаканы и залил кипятком. – Сахар есть?

– Там же, в конфетной коробке. – Ренат подошел, достал и по куску положил в дымящиеся стаканы.

– Когда я учился в Иркутском университете, – усмехнулся Николай, – в буфете, как заходишь – такой вполне больничный вид. Пустота. Только на длинном пластмассовом столе вдали баночки из-под майонеза. По ним была разлита какого-то светло-желтоватого вида жидкость. Она вот и напоминала больничную лабораторию с баночками для анализа мочи. И подпись: «Чай жидкий, холодный, без сахара». Ха-ха-ха! Понимаешь, жидкий! Холодный! Без сахара! И еще: «цена 2 коп.». – Оба расслабленно засмеялись.

– Хорошо бы рядом в спичечных коробочках лежали на закуску кусочечки говна с надписью: «Пища малокалорийная, без соли, непрожаренная!» – И опять рассмеялись. – Кстати, где-то около Иркутска мой брат похоронен. Сестра говорила.

– У тебя еще и сестра? А что с братом случилось?

– Это уже совсем другая история. Он исчез. Ушел в лес и не вернулся. Его искали. Найдешь там! Ты же знаешь, леса какие. Правда, его потом несколько раз встречали. Вроде бы он жил в каком-то скиту. В одиночку. До недавнего времени мне говорили, что он все еще живет там. Я, правда, никогда не был в тех краях. Не проверял.

– А что с другим, настоящим братом? – полюбопытствовал Николай.

– Они оба настоящие, – твердо ответил Ренат. – Чингиз тоже умер. Вернее, теперь выходит, он один и умер. Плохо умер.

Николай искоса поглядел на Рената. Долил кипятка в опорожненные стаканы с лежавшими там старыми промокшими пакетиками чая. Положил себе и Ренату по два куска сахара. Помолчали.

– Так вот, Николай, мне нужна твоя помощь, – внезапно заявил Ренат.

Николай потягивал чай. Ждал продолжения. И это уже почти было знаком его готовности. Почти. Во всяком случае, Ренату так показалось. Он так это понял. То же самое показалось и Марии. Она замерла, прислушиваясь.

Опять повисло глубокое молчание. Мария в задней комнате, вернувшись от стола к той же стене, легко сползла по ней и уселась на полу, подобрав платье. В проеме двери она могла видеть неподвижно сидящего Николая и легко притоптывающую, высовывающуюся из-за притолоки двери левую ногу Рената в истоптанной и неплотно зашнурованной кроссовке. Она все слышала.

– Видишь? – Ренат закатал рукава рубашки, обнажая все изрезанные и почти до черноты обожженные руки. – Она перегревается. И ничем нельзя охладить. Только сходным. Только кон-активированным. А порезы от другого проекта. Для снятия фантомной оболочки. Проблема не в количестве и частоте нанесенных знаков, а в нахождении мощных точек, плотно покрывающих достаточно большое пространство. Конфигурация этих точек и дает мощную систему разрешения. Даже с запасом. Важна точная подгонка, чтобы не перекрывало одно другое, а то монструозные переплетения получаются. В общем, почти микрохирургическая техника. Но я о другом. Ничем, ничем нельзя охладить. Ни-чем! Понимаешь?! Только мной самим! И времени осталось мало. Почти ничего. Нам надо уходить туда, но кто-то должен остаться здесь для корректировки и связи.

Николай молчал. Молчал долго. Потом произнес:

– А откуда ты знаешь, что я смогу?

– Знаю. Дело в том, что нам обоим можно будет собраться, или, глядя с другой стороны, нас обоих можно собрать только на конкретном специальном сборочном организме.

– Нас с тобой? – насторожился Николай.

– Да нет. Слушай внимательней! Меня и ее. Но должен быть кто-то, кто от природы имеет возможность и способность подобного вот, необходимого для сборки резонансного мерцания. То есть отдаваться. Но отдаваться, понятно, не до полного сомоуничтожения. Только мерцание. Без всякой этой пресловутой гибели всерьез. Именно способность к такому мерцанию. Конечно, не без риска. – Он виновато, но и в то же время настойчиво-вопросительно взглянул на Николая. – Не без возможных осложнений. Но небольших, небольших, – поспешил он заверить.

– Что ты имеешь в виду?

Перейти на страницу:

Все книги серии Пригов Д.А. Собрание сочинений в 5 томах

Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия
Москва
Москва

«Москва» продолжает «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), начатое томом «Монады». В томе представлена наиболее полная подборка произведений Пригова, связанных с деконструкцией советских идеологических мифов. В него входят не только знаменитые циклы, объединенные образом Милицанера, но и «Исторические и героические песни», «Культурные песни», «Элегические песни», «Москва и москвичи», «Образ Рейгана в советской литературе», десять Азбук, «Совы» (советские тексты), пьеса «Я играю на гармошке», а также «Обращения к гражданам» – листовки, которые Пригов расклеивал на улицах Москвы в 1986—87 годах (и за которые он был арестован). Наряду с известными произведениями в том включены ранее не публиковавшиеся циклы, в том числе ранние (доконцептуалистские) стихотворения Пригова и целый ряд текстов, объединенных сюжетом прорастания стихов сквозь прозу жизни и прозы сквозь стихотворную ткань. Завершает том мемуарно-фантасмагорический роман «Живите в Москве».Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Монстры
Монстры

«Монстры» продолжают «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007). В этот том включены произведения Пригова, представляющие его оригинальный «теологический проект». Теология Пригова, в равной мере пародийно-комическая и серьезная, предполагает процесс обретения универсального равновесия путем упразднения различий между трансцендентным и повседневным, божественным и дьявольским, человеческим и звериным. Центральной категорией в этом проекте стала категория чудовищного, возникающая в результате совмещения метафизически противоположных состояний. Воплощенная в мотиве монстра, эта тема объединяет различные направления приговских художественно-философских экспериментов: от поэтических изысканий в области «новой антропологии» до «апофатической катафатики» (приговской версии негативного богословия), от размышлений о метафизике творчества до описания монстров истории и властной идеологии, от «Тараканомахии», квазиэпического описания домашней войны с тараканами, до самого крупного и самого сложного прозаического произведения Пригова – романа «Ренат и Дракон». Как и другие тома собрания, «Монстры» включают не только известные читателю, но не публиковавшиеся ранее произведения Пригова, сохранившиеся в домашнем архиве. Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия

Похожие книги

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия