Читаем Монстры полностью

– А-аааа, – мычал Николай.

– С мужиками прямо беда, – бормотал эскулап. – Что-то в Николаевом зубе ему явно не нравилось. – Хоть и говорится, чувствительный, как девица, а выходит ровно наоборот. Вот как с тобой.

– А-аааа! – вскрикнул Николай.

– Вот тебе и «а-ааа». Молчи уж, коли таким неординарным оказался. Больно будет. – И с этими словами резко и мощно что-то дернул во рту Николая. Тот вскрикнул и моментально покрылся капельками пота.

– Послушай, – окликнул Николая Ренат. – Ты понимаешь, что это: Ну, как тебе сказать? Для меня с Марией – 50 на 50.

Николай остановился, постоял, потом обернулся:

– А для меня? 40 на 60? 30 на 70? 70 на 30?

– Можешь, конечно, отказаться. Но мне уже никого не отыскать. А с твоими астро-антропологическими параметрами вообще вряд ли возможно. Я долго присматривался.

– Он присматривался. Интересно, как долго? – Николай уже полностью развернулся к Ренату, готовый вернуться в комнату.

– Не пыли, не пыли! Не в этом сейчас дело. И вообще не в нас. Прямо как в анекдоте, – пошутил Ренат. – Помнишь? Приходит к Ельцину председатель избирательной комиссии, не помню, как его звали: – У меня две новости. Плохая и хорошая. – Давай с плохой. – Дело как раз на следующий день после президентских выборов. – Значит, плохая. У Зюганова 65 процентов голосов. – А хорошая? – У вас 87 процентов. – Так вот и у нас. – Оба усмехнулись.

– Когда встречаемся?

– Я позвоню. Сегодня вечером. Крайний срок – завтра. Я должен подготовить Марию по всем уровням. Проверить сам. Прогнать все варианты. Ну, неважно. В общем, нужно время минимум до сегодняшнего вечера. В парке у парапета.

Николай снова открыл входную дверь, посмотрел в темный пустынный коридор и шагнул в него.

Ренат постоял у стены, затем медленно подошел к окну. Следов недавней катастрофы уже не наблюдалось. В неярком утреннем свете падал медленный снег. После некоторого времени пристального смотрения показалось, что, наоборот, он легкими струями, вернее, нитями поднимается вертикально вверх. Было пустынно. Улицу пересекал одинокий пешеход. Он шел, низко наклонив голову. Остановившись внизу ровно под окном Рената, поднял лицо и стал вглядываться. Что он пытался рассмотреть там наверху? Ренат отпрянул от окна, но затем, снова приблизившись к стеклу, стал приглядываться, пытаясь рассмотреть черты его лица. Человек все стоял с поднятой головой. Ренат не мог понять, что его так привлекает вверху. И тут Ренат внезапно осознал, что человек, видимый отсюда совсем небольшим, на деле, если пересчитать его размер, принимая во внимание пространственную перспективу, достигал ростом, по всей видимости, уровня второго этажа. Вот дорос до третьего. До четвертого. Ренат отшатнулся. Вот уже он высился вровень. Лицо в лицо. Глаза в глаза, устремив страстно-горящий взгляд. Ренат инстинктивно замахал на него руками. Он закачался и как будто рухнул вниз. Упал. Исчез. Ренат недоверчиво наклонился вперед к окну. Уткнулся лбом в холодное стекло. Посмотрел – никого. Исчез. Испарился. Как не был. Действительно – был ли?

Ренат повернулся, медленно вошел в другую комнату, зажег свет.

– Мария! – не удивившись, почти буднично произнес он.

Мария сидела на полу, устало и неподвижно глядя на него.

Ну что же, близок уже и конец.

ЬМалопонятный отрывок из того же самого повествования

Ну, да, да, печален наш город в этот смутный слабый момент суток. Краткий промежуток времени, когда угасающие лучи остатнего света растворяются в подступающей и обступающей темноте. Печален. Ну и что? Веником убиться, что ли? Да и многое еще можно различить. И подправить кое-что. Исправить. Не сокрушайся, браток. Еще ведь не поднося часы к самым глазам, видишь – где-то ровно около двадцати часов по московскому времени. Достаточно, достаточно времени предпринять что-то кардинальное. А предприняв – все, буквально все переделать. Только не надо мешкать и медлить. Но и спешить, дергаться суетно и бессмысленно не следует. Не стоит безрассудно форсировать события. Осторожно надо. Но в то же самое время твердо и решительно. Все надо делать собранно, строго и по-деловому. И предпринять надо именно то, что нужно. Что в твоих силах. В человеческих силах. А силы человеческие, известно, беспредельны.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пригов Д.А. Собрание сочинений в 5 томах

Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия
Москва
Москва

«Москва» продолжает «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), начатое томом «Монады». В томе представлена наиболее полная подборка произведений Пригова, связанных с деконструкцией советских идеологических мифов. В него входят не только знаменитые циклы, объединенные образом Милицанера, но и «Исторические и героические песни», «Культурные песни», «Элегические песни», «Москва и москвичи», «Образ Рейгана в советской литературе», десять Азбук, «Совы» (советские тексты), пьеса «Я играю на гармошке», а также «Обращения к гражданам» – листовки, которые Пригов расклеивал на улицах Москвы в 1986—87 годах (и за которые он был арестован). Наряду с известными произведениями в том включены ранее не публиковавшиеся циклы, в том числе ранние (доконцептуалистские) стихотворения Пригова и целый ряд текстов, объединенных сюжетом прорастания стихов сквозь прозу жизни и прозы сквозь стихотворную ткань. Завершает том мемуарно-фантасмагорический роман «Живите в Москве».Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Монстры
Монстры

«Монстры» продолжают «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007). В этот том включены произведения Пригова, представляющие его оригинальный «теологический проект». Теология Пригова, в равной мере пародийно-комическая и серьезная, предполагает процесс обретения универсального равновесия путем упразднения различий между трансцендентным и повседневным, божественным и дьявольским, человеческим и звериным. Центральной категорией в этом проекте стала категория чудовищного, возникающая в результате совмещения метафизически противоположных состояний. Воплощенная в мотиве монстра, эта тема объединяет различные направления приговских художественно-философских экспериментов: от поэтических изысканий в области «новой антропологии» до «апофатической катафатики» (приговской версии негативного богословия), от размышлений о метафизике творчества до описания монстров истории и властной идеологии, от «Тараканомахии», квазиэпического описания домашней войны с тараканами, до самого крупного и самого сложного прозаического произведения Пригова – романа «Ренат и Дракон». Как и другие тома собрания, «Монстры» включают не только известные читателю, но не публиковавшиеся ранее произведения Пригова, сохранившиеся в домашнем архиве. Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия

Похожие книги

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия