Монстры

Сильно сжал виски. В этот момент слева из его головы выскочила маленькая змейка. В сумраках на фоне светящегося ореола над водой она была видна как яркая пылающая изломанная голубоватая линия, прорисованная нервной прихотливой рукой. Сам Ренат не мог ее видеть. Только ощущал над ухом ее палящее присутствие и легкое потрескивание. Следом его выпрямило словно резким ударом. Снова сжал виски. Змейка, виясь, обхватила голову. Он почувствовал, как тупая, давящая боль в голове уступила место горящему, налитому раскаленным ядом пульсированию.

Обхватив голову, стянутую горячим ободом, Ренат стал чуть-чуть приподниматься над серым и сырым, поблескивающим отражениями окружающих свечений, асфальтом набережной. Капли начинающегося дождя и брызги волн не оставляли на нем нималого следа, моментально испаряясь, даже несколько шипя перегретыми водяными пузырями.

Ренат не замечал воды, достигшей уровня парапета и перевалившей через него. Ровным покачивающимся слоем она покрывала уже все плоские пространства парка и прилегающих к нему площадей. Обернувшись, Ренат заметил вдали маленькую фигурку, приближавшуюся к нему, пересекая залитую площадь.

– Николай!

Неожиданно для всех в ту ночь в Москве началось наводнение. Действительно, мало кто ожидал.

– Значит, все-таки Петербург.

– Может быть. Хотя нет, нет, Москва. Правда, атмосферически-климатические условия подобному вроде не способствуют. Привычное доминирование юго-восточных ветров, удаленность от обширных водяных резервуаров: Опять-таки, близость огромных площадей пустынь и полупустынь. Хотя, конечно – порт пяти морей. Мощные силы влияния и, честно скажем, прямая необходимость, даже потребность. Высшая потребность.

Многие пытались объяснить все обычными природными катаклизмами. Потеплением земного климата, переменой направления основных воздушных и водяных потоков, таянием ледовых шапок Северного и Южного полюсов, смещением магнитного и геофизического центров земли, осевыми колебаниями и планетарными возмущениями, космическими испытаниями и воздушными незарастающими дырами. Много всего. Ссылались на неверный человеческий фактор. Говорили, что кто-то долго и упорно смотрел на воду. Причем регулярно и на протяжении достаточно длительного времени. Говорили, что в самом начале видели на площади перед парком две мужские фигуры, стремившиеся навстречу друг другу от разных ее концов. Одна – от набережной. Другая – от нелепого памятника, окруженного огромным количеством бронзовых людей. Эти, неодолимо стремившиеся друг к другу две мужские фигуры, одетые в черное, почти горизонтально летевшие к центру их неминуемой встречи, схлестнулись ровно посередине и понеслись вместе дальше, куда-то поверх вод. – Так рассказывали.

Такое вот сообщение.

Э, Ю, Я

Обычный отрывок из какого-либо обычного повествования

Местные леса простираются далеко. Очень далеко. Беспредельные лесные массивы. Еще неизведанные и не изведенные интенсивным земледелием и скотоводством. Бегут, бегут далеко на Запад. До реки. Обрываясь на крутом берегу прямо над самой водой. Как разгоряченная лошадь у края обрыва, откидываясь назад, хрипя и упираясь ногами в крайнюю кромку. Некоторые же, не рассчитав, падали головами вниз. Так и виднелись, разбросанные по всему широкому песчаному берегу, некогда сплошь покрытому водой некогда полноводного потока. Это сейчас все обмелело и проявилась обширная полоса мелкого речного песка. Вместе с ней обнажились и многочисленные, ослепительно сверкающие под ничем не отягощаемым солнцем белые кости и круглые аккуратные черепа. На песке, между костей и черепов, и дальше, дальше, уже ближе к лесу, в тени подступающих деревьев виднелись многие следы – однопалые, двупалые, трехпалые, четырех-, пяти-, шести – и много-многопалые. Последние тяжелым отпечатком глубоко уходили во влажный песок и темнели пленкой моментально заполнявшей их воды, изредка взблескивающей под лучами проходящего над ними местного вертикального солнца. А так – тишина. Никого. Только кости да черепа. Иногда и целехонькие скелеты невообразимого размера и конфигурации. Но все тихо. Без малого стона или пения, скажем.