Монстры

                 Когда Иосиф Сталин с гор кавказских
                 С его прямых столбов, небес прозрачных
                 От птиц, зверей, и змей и пчел певучих
                 Возговорил на Север дальний глядя:
                 Приди, приди, Махроть Всея Руси!
                 И тихо стало
                 И следом нежный голос раскатился
                 А что идти? Я здесь уже – и он
                 Почувствовал вдруг легкость в сочлененьях
                 И слабость, слабость, ломота в суставах
                 И вот уже лежит в хрустальном гробе
                 И смотрит во все стороны земли
                 И ясно
                 Качнется вправо гроб – и нету полумира
                 Качнется влево – и полмира нету
                 Качается, смеркается, мутится
                 И душно, душно вдруг – останови!
                 Остановил – а там и смерть уже —
                 Повеселилась Мать-махроть сырая

                 Огонь небесный и Махроть
                 Плывут над нашим полушарьем
                 Тот слизывает всяку плоть
                 А эта тихо утешает:
                 Не плачь, не плачь мое дитя
                 Все вечным счастьем обернется
                 Вот мать из темноты вернется
                 А там сибирская земля
                 Пухом ляжет

                 Кошачьей походкой Большого театра
                 И нежными жабрами Малого тьятра
                 И детскими воплями Детского тьятра
                 Кошачьими жабрами малой дити
                 Проходит живая всего посреди
                 Махроть
                 Всея Руси

                 Читая заповедь дигистий
                 Под смутным небосводом дат
                 Как очарованный солдат
                 В саду египетских династий

                 Губами чистыми как лед
                 На полстолетья замирая
                 Она шевелит черный мед
                 Ненареченного Китая

                 Обрубком полустений
                 В провалах шевеля
                 Наветчицей растений
                 Подружкой щавеля
                 И волчьим чаепитьем
                 Вонючим пастушком
                 И мощным бронетанком
                 И, Господи, прости

* * *

Она поет, поет, хоры подхватывают, растут, разрастаются, ширятся, звук нарастает, нарастает, становится невыносимым, и каждая поющая точка сама прорастает поющим хором, который тут же вступает и сам разрастается поющими точками, все, все тонет, тонет и само в себя все захватывает, все дрожит, содрогается, исторгая звуки на пределе звенящие: Слава! Слава! Радость! Радость! – это ода радости, это Бетховен, Бетховен, Бах, Чайковский, бетчайбах, чайбахвен, бетхачабахскиофьев, стравинхабехошостский, шостербухкеджов, шенбухстрашопцарт, Шоцарт, Царт, Ский, Кий, Ий, Ой, АЙ, Охамияадроза, Охали, Кали! О! О! О! О!

                 Краюшком уха, зернышком глаза
                 Вспоротой полостью рта
                 Жизнь поднимается розой Шираза
                 Ошеломляя с утра

                 Нежно-поющая, густо-шипящая
                 Рвущая мясо в лохмоть
                 Вот она вещая жизнь настоящая
                 Именем Бога – Махроть
                 Всея Руси

Неистовый рецитал

1990

Предуведомление

Ничего нового я не изобрел. Этот прием использовался издавна: во всякого рода заклинательной практике, затем футуристами, обэриутами и многими кем-то еще.

Да, особо должен оговориться, во избежание возможных и вполне, впрочем, справедливых упреков со стороны Всеволода Николаевича Некрасова (поэта замечательного и мной без всяких околоточностей вполне уважаемого), который тоже использовал этот прием.

От себя я только привнес всю сумму личных переживаний и экспрессивность артикуляции, обычно мне свойственную. Много это или мало? – я часто задумываюсь над этим.

Но если единичное человеческое существование не считать чем-то там таким несущественным, а феноменом вполне достаточным, допустимым и достойным если не внимания, то хотя бы жалостливого попущения, то вот я – существо, уж извините.