Монтайю, окситанская деревня (1294-1324)

Оставим это святотатственное красноречие. Диалог у очага между зятем и тестем ярко демонстрирует от противного ценность для будущего спасения пожертвований и подаяний церкви и частным лицам[934]: эта ценность утверждается официальным учением церкви и кричащей нуждой бедноты, но также и практической пропагандой местных священников, которую принимают, воспринимают и распространяют аборигены. Если только мы верим в бессмертие души и в существование того света (вера, принимаемая большинством наших селян), то неизбежно оказываемся затронутыми проблемой подаяния. Я сомневался порой в ценности индульгенций, — заявляет Пьер Мори, — но никогда не колебался по поводу подаяния (III, 238). И наоборот, Гийеметта Бене из Орнолака, которая совершенно не верит в бессмертие души, принимается хохотать, когда ей говорят, что надо подавать ради спасения собственной души (I, 262).

С учетом этого, и признавая ориентацию земных даров на спасение души, вполне естественно, что среди обеспеченных людей, способных делать существенные пожертвования, наиболее щедрыми будут совестливые души, снедаемые сомнениями и неуверенные в перспективе спасения. Подобного типа люди стремятся склонить к себе божественное милосердие на небесах путем раздачи подаяния на земле. Госпожа, — говорит одна полевая работница Од Форе, когда та в конвульсиях катается по подушкам, умоляя Деву Марию вернуть ей веру в Бога (II, 98), — какой такой грех могли вы совершить? Гляньте, вы ведь содержите своим подаянием всех бедняков деревни!

Итак, подавать. Но подавать кому? Католичка Од Форе одаривает благодеяниями всех местных бедняков. Менее богатая катарка Гийеметта Мори приглашает обедать проходящего нищего. Но оседлые монтайонцы не подвержены вызванной изгнанием деформации взглядов — они привержены альбигойской ортодоксии деревни и для них, как и для их собратьев из Сабартеса, оптимальное решение заключается в регулярном подаянии самым обездоленным в тамошних местах: нищим, мигрантам, главам семей, разоренных инквизицией, и прежде всего подаянии беднякам по вере, «добрым людям». Добрые люди, когда обращают в ересь, могут отправить душу прямиком в Царство Отца после смерти, — говорит Риксанда Кортиль, родом из Аску. — Подавать им — значит получить немалое воздаяние, куда большее, чем когда подаешь другим людям (III, 307). Той же песне вторит Арно Виталь из Монтайю: Добрым людям подавать — да, а уж католикам — нет (I, 457). И монтайонка Алазайса Гилабер: Добрые люди спасли душу моего брата пастуха Гийома, потом умершего; а взамен я решила, что надо и отблагодарить подаянием, что бы ни говорила моя мать (I, 424). Отсюда — парадоксальная перевернутая ситуация, которую мы наблюдаем в Монтайю: в приходе желтых крестов порой настоящие обездоленные, бедняки по жизни, отдают последний кусок беднякам по вере, «добрым людям», которых и так распирает от принесенных верующими даров. Двадцать один год назад, — рассказывает Беатриса де Планиссоль, — я взяла в привычку заходить погреться у огня в компании Алазайсы «Морины», жены Раймона Мори (и матери Пьера Мори), в ее дом. Алазайса мне говорила:

— Только лишь в секте и в вере добрых людей и можно спастись. И каковы бы ни были совершённые в жизни грехи, если только в самом конце они тебя принимают, душа спасена. Много значит подношение, когда подаешь добрым людям (I, 235-236).

Развивая свое рассуждение о милосердии и спасении, Алазайса рассказывает Беатрисе следующую историю, касающуюся и ее мужа Раймона Мори, который уже какое-то время вместе с ней жил в полной нищете: А вот возьмите хоть меня и моего мужа: как ни бедно мы живем, а даем подаяние добрым людям. Мы даже себе в еде отказываем, чтобы дать им еды. Мы посылаем им муку, да ведь лучшую муку…