Монтайю, окситанская деревня (1294-1324)

Чем только не объясняли превращение строго научного исследования в бестселлер: и искусством историка, и повышенным вниманием автора к детальному описанию сексуальной жизни персонажей, и совпадением выхода книги с вызванным экономическим спадом усилением эскапистских настроений в широких массах, для которых история стала «ретроспективной утопией», и просто модой на «Анналы». На этом фоне заслуживает внимания еще один фактор, превратившийся в фигуру умолчания. В момент выхода «Монтайю» из печати (1975) интерес широкой читательской аудитории во Франции, особенно на Юге, к средневековой «окситанской» истории подогревался, как ни странно, политической злобой дня. То были годы расцвета окситанского регионализма, лидером которого называли хорошо известного нашему автору профессора Университета Поля Валери в Монпелье Робера Лафона. Движение отнюдь не массовое, но довольно шумное и стойкое. Даже в начале 80-х годов манифестации окситанистов в Монпелье собирали, по данным газет, не менее шестисот участников, что не так уж мало для двухсоттысячного города. Публикации, речи, а то и бомбы регионалистов стремились придать требованию расширения местного самоуправления характер националистического движения. Обвиняя Париж в политике «униформизации», регионалисты объявили Францию конгломератом восьми национальностей, в ряду которых окситанцы являются наиболее многочисленной, населяющей сорок процентов территории «гексагона», хотя и подзабывшей исконный свой язык. «Прекрасный провансальский язык, на три четверти латинский, на котором раньше говорили королевы и который теперь понимают только пастухи...» (Доде А. Тартарен из Тараскона. Бессмертный. Рассказы. М., 1985. С. 606). За сто лет после Доде лингвистическая ситуация лишь ухудшилась. В Монпелье в начале 80-х годов приверженцы окситанизма, удостоверяя свою «инаковость», но при том не умея связать двух слов на «языке ок», довольствовались символическим употреблением утвердительного ос вместо oui в своей французской речи.

Идеологи регионализма изображали историческую судьбу окситанского народа жертвой французского колониализма, которому за семь веков удалось в Стране Ок то, что не получилось в Алжире и Вьетнаме: не просто захватить, но и «офранцузить», совершить «культурный этноцид и даже геноцид».

Неспособность окситанистов заглянуть в Зазеркалье истории не оставила равнодушным историка, завершавшего свою книгу. В 1974 году Э. Ле Руа Ладюри выступил в «Нувель Обсерватер» с нелицеприятной по отношению к идеям окситанизма статьей, саркастически призывавшей «пощадить захватчиков» (Le Roy Ladurie E. Le territoire de l’historien. P., 1978. Vol. II. P. 414—427). Главный тезис статьи звучал афористично: «Лангедок офранцузил не Симон де Монфор, а Гутенберг». Иначе говоря, история французского присутствия в Стране Ок, начавшаяся в духе своего времени с завоевания огнем и мечом, когда под знаменем крестового похода против альбигойцев «бароны Севера» во главе с Симоном де Монфором в 1209 году «спустились» в Лангедок, была отмечена тремя важными нюансами. Во-первых, «бароны Севера» так и не перешли к собственно колонизации: земельная экспроприация в ущерб местному населению осталась ничтожной. Во-вторых, завоеватели отнюдь не навязывали свой язык, он распространится гораздо позже и вполне мирно благодаря использованию франкофонной техники книгопечатания (Гутенберг!) и престижу, обретенному французским языком к XVI веку. В-третьих, большинство местного населения, католиков, фактически поддержало захватчиков. Более того, в период «авиньонского папства» окситанцы практически захватили самый мощный аппарат политико-религиозной власти, существовавший тогда на Западе (Ibid. Р. 415—416). Отмеченные три нюанса, доказывающие невозможность применения термина «колонизация» к историческому компромиссу Страны Ок и Страны Ойль, на базе которого выстроена современная Франция, можно проследить также на материале предлагаемой читателю книги.

Эмманюэль Ле Руа Ладюри (род. 19 июля 1929 года) связан с землей Окситании многими узами. Здесь, в Монпелье, сначала в лицее, потом в университете, он начинал свою научно-преподавательскую деятельность. Здесь же в 1956 году молодой лицейский преподаватель истории сочетался законным браком с Мадлен Пюппони, которой посвятит самую волшебную из своих научных работ. Однако, хотя большинство его исследований построены на материале истории Лангедока, Э. Ле Руа Ладюри никак не назовешь представителем региональной историографии. Это ученый мирового класса, признанный мэтр третьего поколения Школы «Анналов», один из руководителей знаменитой VI секции Практической Школы высших исследований, почетный доктор Женевского, Лидского и других университетов.