С самого начала можно было заметить, какое множество аспектов в ней представлено. Это мораль долга, так как мы непрерывно настаивали на необходимости правила и дисциплины; но это в то же время и мораль блага, поскольку она устанавливает для деятельности человека цель, которая хороша и которая содержит все, что нужно, чтобы пробуждать желание и притягивать волю. Склонность к существованию в соответствии с правилами, склонность к умеренности, потребность в ограничении, самообладание здесь легко сочетаются с потребностью в самоотдаче, с духом верности и самопожертвования, словом, с активными и коммуникативными силами моральной энергии. Но прежде всего это мораль рациональная. Мы не только выразили все ее элементы в постижимых, светских, рациональных понятиях, но еще и сделали из самого постепенного осмысления морали ее элемент sui generis. Мы не только показали, что разум может применяться к пониманию моральных фактов, но еще и констатировали, что это применение разума к морали все более стремится стать условием добродетели, а также сформулировали основания этого.
Иногда против метода, которому мы следуем в изучении моральных фактов, возражали, утверждая, что он практически несостоятелен, что он замыкает человека в уважении к устоявшемуся факту, что он не открывает никакой перспективы в отношении достижения идеала, и все это потому, что мы сделали для себя правилом объективно наблюдать моральную реальность такой, какой она предстает в опыте, вместо того чтобы определять ее a priori. Теперь можно увидеть, насколько это возражение необоснованно. Мораль, наоборот, представляется нам в высшей степени идеалистической. Ведь что такое идеал, если не корпус идей, витающих вокруг индивида и одновременно энергично требующих от него действия. Но общество, которое мы истолковали как цель морального поведения, бесконечно превосходит уровень индивидуальных интересов. Кроме того, то, что мы должны особенно любить в нем, то, к чему мы должны быть привязаны сильнее всего, это не его тело, но его душа; а то, что называют душой общества, разве это не совокупность идей, которые изолированный индивид никогда бы не смог создать, которые выходят за пределы его ментальности и которые сформировались и существуют только благодаря содействию множества ассоциированных индивидов? Но в то же время, будучи в высшей степени идеалистической, эта мораль обладает своим особенным реализмом. Ибо идеал, который она нам предлагает, не находится вне времени и пространства; он зависит от реальности, составляет ее часть, оживляет этот конкретный и живой организм, который мы видим и которого мы касаемся, так сказать, и в жизнь которого мы сами вовлечены, – это общество. Кроме того, такой идеализм не рискует выродиться в пассивные медитации, в безмятежные, бесплодные мечтания. Он нас притягивает не к простым внутренним явлениям, которые мышление созерцает более или менее лениво, но к вещам, которые находятся вне нас, которые наслаждаются и страдают, как и мы, которые нуждаются в нас так же, как мы в них, и которые, следовательно, совершенно естественно пробуждают нашу активность. Нетрудно предвидеть, какими будут педагогические последствия данной теоретической концепции. Так, с этой точки зрения средство морального воспитания ребенка состоит не в том, чтобы повторять ему, пусть даже пылко и убежденно, определенное множество очень общих максим, пригодных для всех времен и всех стран, но в том, чтобы дать ему понять свою страну и свое время, дать ему почувствовать их потребности, приобщить его к жизни и подготовить его, таким образом, к тому, чтобы он принимал участие в ждущих его коллективных делах.