Моральное воспитание

Так или иначе, на протяжении всей жизни Дюркгейм выступал не только в роли социолога, но и в роли педагога, теоретика и практика образования и воспитания, что позволило ему стать одним из классиков французской педагогики[125]. Неудивительно, что, с его точки зрения, «воспитание состоит в методической социализации молодого поколения»[126]. В каждом обществе система воспитания выступает двояко: оно носит одновременно единый и множественный характер. В определенном смысле оно множественно, так как «существует столько видов воспитания, сколько в этом обществе существует сред»[127]. Например, в кастовом обществе оно дифференцировано в зависимости от кастовой принадлежности, в классовой – в зависимости от классовой, воспитание буржуа отличается от воспитания рабочего, а горожанина – от сельского жителя. Тем не менее система воспитания каждого общества обладает определенным единством: «Не бывает народа, не обладающего определенным множеством идей, чувств и практик, которые воспитание должно привить всем детям, независимо от того, к какой социальной категории они принадлежат»[128].

Внутри собственно моральной социализации Дюркгейм различает понятия «моральное воспитание» (“l’éducation morale”) и «моральное образование» (“l’enseignement moral”)[129]. Под первым он понимает формирование разного рода чувств и представлений, направленных на совершение практических моральных действий; под последним – стремление объяснять, делать понятным существующий порядок вещей, обращенное не столько непосредственно к воле, сколько к мышлению. В современной ему Франции он констатирует первую попытку светским образом обучать школьников морали, образовывать их в этой области. Ранее подобное образование отсутствовало. Школьников просто подвергали натаскиванию, например, заставляя заучивать катехизис. В настоящее время, по Дюркгейму, необходимо, чтобы по окончании школы ученик понимал, в чем состоят рациональные основания тех моральных обязанностей, которые он должен соблюдать. Иначе молодой человек будет находиться в плену искаженных, вульгарных, упрощенных представлений о той сложной реальности, которую представляет собой мораль: «Он будет подвергаться опасности видеть в ней, как это часто происходит, всего лишь фантасмагорию, продукт суеверий; он будет верить, что мораль изобрели правительства, чтобы лучше держать народы в узде. Во всяком случае, мы без сопротивления отдадим его воздействиям, внушаемым вульгарными полемиками и газетными аргументациями. Нам нужно поэтому вооружить его ум серьезными основаниями, противостоящими неизбежным сомнениям и возражениям»[130].

Что касается связи морали с экономикой, то, согласно Дюркгейму, подобная связь в истории существовала всегда. Но именно в современную эпоху она либо отсутствует, либо ослаблена. Здесь господствует аномия. Между тем потребность в моральной регуляции экономической деятельности, в солидарности, в утверждении справедливости в данной сфере чрезвычайно велика. Возрождение и внедрение морального начала в сфере экономических институтов Дюркгейм считал задачей первостепенной важности.

«Коллективное возбуждение» и аномия

В последние два-три десятилетия наблюдается настоящий бум интереса исследователей к понятию «коллективное возбуждение» (“effervescence collective”) в дюркгеймовской теории, что нашло выражение в большом числе публикаций на данную тему[131]. И это притом, что ранее, на протяжении длительного времени экзегеты Дюркгейма практически не обращали внимания на это выражение. Можно сказать, что в последнее время идея «коллективного возбуждения» вызвала настоящее коллективное возбуждение у социологов, изучающих его творчество. Это последнее возбуждение достигло такой степени, что некоторые даже увидели в Дюркгейме одного из создателей «потаенной» (“concealed”) социологии толпы[132]. В категории «возбуждение» стали видеть ключ к пониманию не только его социологии морали и религии, но и чуть ли не всей его социологии в целом. Из «социолога аномии» par excellence, которым он некогда считался многими аналитиками, благодаря усилиям некоторых интерпретаторов он все больше превращается в «социолога возбуждения».

Вероятно, отчасти рост интереса к данной проблематике у Дюркгейма был вызван общим усилением внимания социологов к теме эмоционального начала в социальной жизни и развитием проблемной области социологии эмоций. Кроме того, в данном случае, по-видимому, определенную роль сыграли и вненаучные факторы, такие как социальные движения на постсоветском пространстве, в других странах бывшего соцлагеря и события «арабской весны» 2011 г.