Моральное воспитание

Когда «критические» периоды завершаются, социальная жизнь, согласно Дюркгейму, становится менее интенсивной, интеллектуальное и эмоциональное возбуждение ослабевает и индивиды возвращаются к своей обычной жизни. Но все сделанное, продуманное, прочувствованное в период, по его выражению, «плодотворной бури» не исчезает; оно сохраняется, но в форме воспоминаний. Идеалы, хотя и сохраняют свое очарование, но уже не смешиваются с реальностью. Они бы исчезли, если бы периодически не оживлялись в форме разного рода праздников, церемоний, проповедей, манифестаций, как религиозных, так и светских. «Это как бы частичное и слабое возрождение эмоционального возбуждения творческих эпох»[140], – говорил Дюркгейм. Происходит традиционализация идеалов, их превращение в традиционные формы социальной регуляции. Со временем наступает новый креативный период, когда идеальное снова актуализируется, снова стремится к соединению с реальностью, затем этот период снова сменяется обычным и т. д. Чередование отмеченных «креативных» и «обычных» периодов в трактовке Дюркгейма выступает как своего рода закон социального развития.

Эти идеи Дюркгейма позволяют, на наш взгляд, лучше понять идейную эволюцию большевизма, его отношения к традиции, его восприятия времени и коммунистического идеала. Этот идеал, казавшийся В.И. Ленину и его соратникам совсем близким, способным осуществиться буквально в течение полутора десятков лет, в советское время постепенно подвергся традиционализации. В период «застоя» слово «коммунизм» практически исчезло из пропагандистского лексикона советских идеологов, провозгласивших вместо коммунизма длительный период «развитого» («зрелого») социализма и обратившихся к воспитанию трудящихся на революционных, боевых и трудовых традициях[141].

В предыдущих работах мы выделили и кратко охарактеризовали три разновидности «коллективного возбуждения» у Дюркгейма: «новаторское», «креативное» возбуждение, при котором в соответствующие периоды происходит создание новых идеалов; «обычное», «традиционное», имеющее место в обычные периоды, когда эти идеалы традиционализируются и выступают в форме разного рода ритуалов, праздников, церемоний и т. п.; наконец, те формы возбуждения, которые не обязательно носят ритмический, периодический характер[142]. Последние связаны с тем, что Дюркгейм характеризует как «болезнь беспредельного» (“le mal de l’infini”), «беспредельность мечтаний» (“l’infini du rêve”), «беспредельность желания» (“l’infini du désir”) или «страсть к беспредельному» (“la passion de l’infini”)[143]; они могут поражать не только индивидов, но и группы, и быть более или менее постоянными. Эти проявления возбуждения относятся, по Дюркгейму, и к хроническому состоянию аномии в сфере экономики, и к самоубийствам, как «эгоистическим», так и к «аномическим»[144]. Если у «эгоистических» самоубийц «болезнь беспредельного» поражает главным образом интеллект, то у «аномических» – эмоциональную сферу[145].

Следует уточнить, что отмеченная «болезнь беспредельного» связана с одним из проявлений «двойственности человеческой природы», которой Дюркгейм посвятил две свои широко известные работы 1913 и 1914 гг.[146] Согласно изложенной в этих работах своеобразной философско-антропологической концепции, человек по своей природе – это homo duplex, человек двойственный. В нем сосуществуют, взаимодействуют, борются как бы два различных человеческих существа: индивидуальное и социальное. Первое выражает биопсихическую природу человека, представленную в разного рода импульсах, потребностях, аппетитах, желаниях, эмоциях и т. п.; последнее – его социальную природу, выступающую в социальных, прежде всего моральных правилах и нормах. «Болезнь беспредельного» возникает тогда, когда первое из этих существ не ограничивается, не сдерживается, не регулируется последним. Как и у Фрейда, биопсихическая природа человека в дюркгеймовской трактовке выступает как мустанг, как дикая необузданная лошадь, которая при отсутствии всадника в лице социальных норм находится во власти сил саморазрушения, несущих ее вскачь куда попало, навстречу гибели. Речь здесь идет об отсутствии нормативной регуляции, т. е., по существу, об аномии. Характерно, что данная концепция двойственности человеческой природы изложена уже «поздним» Дюркгеймом. Это еще раз свидетельствует о том, что хотя он с 1902 г. и перестал использовать термин «аномия», он отнюдь не отказался от идеи аномии и своей первоначальной ее интерпретации.

Эта третья из выделенных нами в дюркгеймовских трудах разновидностей «возбуждения», основанная на обострении «болезни беспредельного», целиком связана с дерегуляцией и снижением уровня солидарности, т. е. носит заведомо социально-деструктивный характер. Что касается двух других его разновидностей: «креативного», создающего идеалы, и «обычного», воспроизводящего их, то они, по Дюркгейму, хотя и сопровождаются дерегуляцией, все же являются в целом позитивными и плодотворными в социальном отношении.