Моральное воспитание

Но какими бы тесными ни были связи, соединяющие между собой эти два элемента, как бы они ни были в действительности друг в друга вовлечены, важно отметить, что они остаются все-таки очень разными. Доказательством служит то, что у индивида, как и у целых народов, они развиваются в противоположных направлениях. У индивида всегда доминирует тот или иной из этих элементов, который окрашивает своим особым колоритом моральный облик субъекта. В этом отношении в моральных характерах людей можно различить два предельных, противоположных типа, которые, разумеется, связывают между собой множество промежуточных нюансов. У одних преобладает ощущение правила, дисциплины. Они выполняют свой долг сразу же, как только с ним встречаются, целиком и без колебаний, уже только потому, что это их долг, который сам по себе мало что говорит их сердцу. Это те люди, обладающие глубоким разумом и сильной волей, идеальным образцом которых был Кант, но у которых эмоциональные способности развиты гораздо меньше, чем мыслительные. Как только их разум сказал свое слово, они тут же повинуются; но они держат на расстоянии влияния, исходящие от их чувств. Поэтому их облик содержит нечто твердое и решительное, а также холодное, суровое и ригидное. Их особенность состоит в силе сдерживания, с которой они могут воздействовать на самих себя. Вот почему они не превышают своих прав и не посягают на права другого; но они не очень способны на те спонтанные порывы, в которых индивид отдает себя, жертвует собой, испытывая при этом радость. Другие, наоборот, вместо того чтобы сдерживать себя и сосредоточиваться, любят тратить свои силы и проявлять себя вовне; они любят привязываться, посвящать себя кому-то или чему-то; это любящие сердца, благородные и пылкие души, но зато их деятельность с трудом поддается регулированию. Кроме того, хотя они способны на стремительные действия, им гораздо труднее подчинять себя повседневной практике выполнения долга. Их моральное поведение поэтому лишено той логической последовательности, той прекрасной моральной устойчивости, которые мы наблюдаем у представителей первого типа. Мы менее уверены в этих страстных людях, потому что страсти, даже самые благородные, выдыхаются, сменяя друг друга под влиянием случайных обстоятельств и в самых разных направлениях. В целом эти два типа так же противостоят друг другу, как и два элемента морали. Одним свойственны то самообладание, та сила запрета, та власть над самими собой, которые развивает практика долга; другие отличаются той активной и творческой энергией, которую развивает настолько длительное и близкое, насколько только возможно, единение с самим источником моральных энергий, т. е. с обществом.

С обществами дело обстоит так же, как с индивидами. У них так же доминирует либо один, либо другой элемент; и в зависимости от одного или другого моральная жизнь изменяет свой вид. Когда народ достигает состояния равновесия и зрелости, когда разнообразные социальные функции обрели, по крайней мере на какое-то время, свою форму организации, когда коллективные чувства в своих главных чертах неоспоримы в глазах значительного большинства индивидов, тогда склонность к правилу, к порядку, естественным образом преобладает. Всякого рода попытки, даже бескорыстные, каким-то образом нарушить систему общепринятых взглядов и устоявшихся правил, пусть даже для ее усовершенствования, вызывают лишь отторжение. Бывает даже так, что это состояние духа настолько усиливается, что его влияние ощущается не только в нравах, но также и в искусстве и литературе, выражающих на свой лад моральную конституцию страны. Такова характерная черта таких эпох, как, например, эпоха Людовика XIV или Августа, когда общество пришло к полному осознанию самого себя. Напротив, в эпохи перехода и трансформации дух дисциплины не может сохранять свое моральное могущество, поскольку система используемых правил поколеблена, по крайней мере в некоторых ее частях. В такие времена сознания с неизбежностью меньше ощущают авторитет дисциплины, который оказывается реально ослабленным. В результате основной моральной пружиной тогда становится другой элемент морали, потребность в цели, к которой можно было бы стремиться, в идеале – которому можно было бы себя посвятить, словом, дух самопожертвования и самоотдачи.