Для повышения самооценки самообман необязателен, но часто так случается, что эти процессы протекают вместе. Подсознательные механизмы, заставляющие нас верить в собственную добродетельность, были экспериментально обнаружены еще до того, как теория реципрокного альтруизма объяснила их существование. В ходе ряда экспериментов испытуемых просили вести себя пожестче с неким человеком, которого они впервые видели и о котором ничего не знали: оскорблять его и наносить удары электротоком (на самом деле тока не было, но участники об этом не знали). Впоследствии, рассказывая о «жертве», они, как правило, пренебрежительно отзывались о ней, словно стараясь принизить ее и убедить себя, что она заслужила плохое обращение, хотя им прекрасно было известно, что никаких проступков она не совершала. Когда же испытуемым предлагали нанести «удар» и предупреждали, что «жертва» потом ответит им тем же, склонности принижать ее у них не было[521]
, словно в нашей психике заложено простое правило: если счеты будут сведены, то рационализировать насилие не требуется – справедливость восторжествует. Однако если вы обманываете или оскорбляете человека, который не делает вам ничего плохого, то приходится придумывать причины, почему он это заслужил. Вы будто готовитесь держать ответ и отстаивать свою репутацию хорошего человека, достойного доверия.Репертуар наших моральных оправданий весьма обширен. Психологи выяснили, что если человек не хочет или не может оказать помощь ближнему, то он старается приуменьшить тяжесть положения («Это не нападение, а обычная ссора»), нивелировать собственную ответственность и умалить свою возможность помочь[522]
.Проверить, действительно ли люди верят таким оправданиям, трудно. Однако известная серия экспериментов показала (правда, в совершенно ином контексте), насколько сознание может быть слепо к реальной мотивации и с какой легкостью оно оправдывает ее результаты.
Эксперименты проводились на пациентах с рассеченным мозолистым телом (перемычкой, соединяющей правое и левое полушария мозга). Предполагалось, что эта операция поможет облегчить состояние больных с тяжелыми формами эпилепсии. Ожидаемых результатов она не дала и на повседневное поведение больных особенно не повлияла, однако в ходе экспериментов выяснились удивительные вещи. Если слово «орех» предъявлялось правому полушарию (вспыхивало в левой половине поля зрения), то в сознание оно не попадало и в левое полушарие, отвечающее за речь и доминирующее над сознанием, не передавалось. Однако если испытуемому предлагали коробку с разными мелочами, то его левая рука (управляемая правым полушарием) автоматически вытаскивала оттуда орех. При этом пациент до последнего не понимал, что собиралась сделать его рука[523]
.Если такого человека попросить объяснить свое поведение, то его левое полушарие перейдет от мнимого неведения к неосознанной нечестности. Например, если предъявить команду «иди» правому полушарию, а затем спросить человека, куда он идет, то его левое полушарие, не посвященное в реальную причину действия, быстро придумает, что идет он, скажем, за газировкой, причем человек будет искренне верить в то, что так оно и есть. Еще пример: правому полушарию женщины предъявили изображение обнаженного тела, она покраснела и смущенно засмеялась. Когда ее спросили, что смешного, она ответила, но вместо истинной причины назвала менее пикантную, чем на самом деле[524]
.Майкл Газзанига, проводивший подобные эксперименты, заявил, что речь – просто «пресс-секретарь» других частей сознания. Она оправдывает и покрывает их поступки, стараясь убедить мир в том, что тот, кто их совершает, – это разумный, рациональный и честный человек[525]
. Вполне вероятно, что и все наше сознание – такой же «пресс-секретарь», который прочувствованно и убедительно озвучивает коммюнике, подсунутые ему подсознанием. Оно скрывает холодную и корыстную логику генов под невинным обличьем. Эволюционный антрополог Джером Баркоу утверждает: «Можно предположить, что сознание зародилось как механизм, ответственный за создание впечатления в глазах окружающих, а не механизм принятия решения, как утверждают житейские психологи»[526].Я бы лишь добавил, что само существование житейской психологии – возможно, тоже часть эволюционного процесса. Иными словами, ощущение, что мы «сознательно» контролируем наше поведение, – не просто иллюзия (что подтверждают многочисленные нейрологические эксперименты), это умышленная иллюзия, предназначенная естественным отбором для придания убедительности нашим словам и действиям. Веками, рассуждая о свободе воли, люди испытывали смутную, но непоколебимую уверенность в том, что она существует, и мы на сознательном уровне отвечаем за свое поведение. Рискну предположить, что эта значимая страница нашей интеллектуальной истории полностью продиктована естественным отбором и что один из основных наших философских постулатов, по сути, является адаптацией.