Моральное животное

Более того, часто оказывается, что за «несущественными вопросами» стоят реальные ставки. Возьмем для примера двух социологов, тяготеющих к эволюционизму. На первый взгляд их связывают чисто интеллектуальные интересы – исследование эволюционных основ человеческого поведения. Однако при ближайшем рассмотрении становится очевидно, что они разделяют еще и общий тактический интерес: им обоим надоело терпеть безразличие или нападки научной элиты, надоело бороться с догмами культурного детерминизма, господствующего на многих факультетах антропологии и социологии. Они оба хотят издаваться в крупных, уважаемых журналах, преподавать в лучших университетах. Они хотят власти и высокого положения в обществе, а для этого им надо свергнуть господствующий режим.

Правда, даже если они достигнут своей цели (свергнут режим, станут знамениты, будут публиковаться огромными тиражами), особых эволюционных преимуществ они не получат. Они вряд ли станут конвертировать новообретенный высокий статус в секс, а если и станут, то, скорее всего, будут пользоваться контрацепцией. Однако на протяжении всей нашей эволюции, за исключением нескольких последних столетий, статус конвертировался в эволюционную валюту более эффективно. Сей факт, несомненно, оказал глубочайшее влияние на структуру интеллектуального дискурса, особенно среди мужчин.

В следующей главе мы его рассмотрим подробнее на примере интеллектуального дискурса, сделавшего Дарвина знаменитым. А пока просто отметим восторг Дарвина, когда в 1846 году он обнаружил общие научные интересы с Джозефом Гукером, который, спустя десятилетие с небольшим, стал его союзником в научном сражении и сделал многое для повышения его социального статуса. «Какая чудесная вещь, общность вкусов, – писал Дарвин Гукеру, – мне кажется, будто я знаю вас уже полвека»[546].

Глава 14 Триумф Дарвина

Эта тема увлекла меня, но я бы хотел меньше заботиться о суетной славе, как прижизненной, так и посмертной; впрочем, и вовсе отказаться от нее я не готов – все же, насколько я себя знаю, я бы работал столь же упорно, но с меньшим удовольствием, если бы понимал, что книга будет издана анонимно.

Из письма Дарвина У. Д. Фоксу[547]

Дарвина можно назвать идеальным экземпляром нашего вида. Он отлично преуспел в самом человеческом деле – манипулировании социальной информацией в личных интересах. Предложенная им версия появления человека и других живых организмов получила широкое распространение и подняла его на вершину социального олимпа. Когда Дарвин умер в 1882 году, его похоронили в Вестминстерском аббатстве, недалеко от могилы Исаака Ньютона[548], на территории альфа-самцов, и все газеты мира оплакивали его кончину и восхваляли его гениальность. И не только. Лондонская «Таймс» писала: «Несмотря на все его величие и мощь его ума, он обладал приветливейшим характером, который привлекал к нему многочисленных друзей и очаровывал всякого, кто имел счастье с ним встретиться»[549]. До самого конца Дарвин сохранял свою легендарную непритязательность. Местный гробовщик вспоминал: «Я сделал для него такой гроб, какой он хотел, грубый, будто только с верстака, без полировки, без украшений», однако после внезапного переноса похорон в Вестминстерском аббатстве «мой гроб не потребовался, и они отослали его назад. Другой гроб блестел так, что, глядя в него, можно было бриться»[550].

В этом, собственно, и заключался парадокс личности Чарлза Дарвина. Он добился мировой известности, казалось бы, не имея характерных черт, необходимых для грандиозного социального триумфа. Как выразился его биограф Рональд Кларк, он «мало походил на человека, которому суждено оставить след в вечности, так как обладал редкой порядочностью, которая не позволяет идти к цели по головам»[551].

Утверждение о том, что Дарвин просто выдвинул верную теорию происхождения человека, не разрешает этот парадокс, поскольку он был отнюдь не единственным и даже не первым, кто это сделал. Альфред Рассел Уоллес самостоятельно пришел к концепции естественного отбора и начал писать о ней еще до того, как Дарвин опубликовал свой труд. Версии Дарвина и Уоллеса были официально обнародованы в один день на одном ученом совете, но сегодня о Дарвине знают все, а о Уоллесе – единицы. Почему Дарвин победил?

В десятой главе мы частично объяснили, как безусловная порядочность Дарвина могла сочетаться с его громкой славой – все-таки он жил в обществе, где благородство было обязательным условием социального успеха. Моральная репутация значила очень многое.