Моральный патруль

Мальчишки шутили, пугали собак банками с краской, а борзые псы, очаровательные в балетной грации, гигантскими прыжками преодолевали немыслимые расстояния, и только после своей смерти избавлялись от страха перед банкой с краской – так граф Ростов избавился от привычки петь на фотосессиях.

Графиня с должным великосветским упоением приняла мои соболезнования и с лёгким целомудренным поклоном – всем известна добродетель графини Ростовой, направила меня к скорбящей дочери – Натали фон Ростовой.

— На пороге, на пороге жизни и смерти! — графиня Натали фон Ростова вскричала, а затем смутилась, потупилась, носком черной траурной туфли чертила на могильной земле крест.

Я подошёл с утешениями, но графиня, вдруг, черной молнией сорвалась с места, крикнула, чтобы я догонял её среди могил – поэтично; затем подбежала, со слезами схватила меня за руку и кричала в восторге, в предвкушении новой жизни:

«Ведь мы не упадём вместе в могилу к моему папеньке, князь Мишель?

Дурно, когда молодая благонравная девица валится в могилу с молодым человеком, на гроб остывшего папеньки – куда смотрят ленивые могильщики, князья Трубецкие?

Засыпали бы гроб, без церемоний, а затем только – поэтический конкурс эпитафий.

Впрочем, не обращайте на мои слова особого внимания, оттого, что я застенчива излишне и конфузлива, особенно на похоронах родителя! – всё это время, пока говорила, графиня Натали фон Ростова бегала вокруг меня, а затем схватила за бахрому на левом панталоне! – Князь!

У вас жук на панталоне; если жука развалите, то он запятнает белизну ваших штанишек, что непозволительно, всё равно, что запятнать честь благородной девицы! – графиня Натали фон Ростова разразилась смехом, а затем – снова в слёзы, словно весенняя переменчивая погода. – Представьте князь, что я, благовоспитанная, морально устойчивая, нечаянно поскользнусь и непозволительно упаду в могилу на гроб своего батюшки, а батюшка прилежно рисовал иероглифы.

Вы, увлечены не мной, упадете рядом – не скажу что сверху, потому что – в высшей степени неприлично, я видела на представлении дурного заезжего театра.

Нам останется одна дорога избежать позора – мне утопиться, а вам – застрелиться.

Но, пока ножки наши не съезжают в могилу, земля рыхлая, податливая, коварная, как преподавательница пения графиня Мэй Малиновски.

Князь, ах, я тоскую и страдаю от потери чувства морали.

Недозволительно долго я беседую с вами, и теперь, как честный человек… вы…

Иначе я прыгну в омут с головой, в хоровод русалок.

Примите извинения за мою болтливость; порядочная девушка молчалива, голос притушен свечкой на паперти; я же, в волнении от ухода папеньки, он даже не завещал мне кресло-качалку — искусная работа викингов… и волнение моё чуть подорвало нравственность – так кротик подрывает куст сирени.

Обещаю вам, князь Мишель де Болконски, что более вы не услышите моего слОва; ухожу в затворницы, поселюсь в живописной деревушке, и мои картины, схожие с бликами Луны…

Ах, князь, замолкаю, и, уверяю, что моего эстетического слова»…

«Невысказанное часто становится частью души, а кусок метала в ноге – часть тела! – я бредил, жар поднимался от ягодиц к вискам, я чувствовал потребность заколоть врага на дуэли. – После того, что с нами случилось здесь, на кладбище, я, как честный человек, в высшей степени порядочный и знатного рода, предлагаю вам стать моей женой.

Не говорю – обязан жениться, потому что слова эти унизительны, они напоминают вчерашнюю простоквашу.

Маменька ваша графиня Ростова нас благословит всенепременно, не в её интересах дочь с потерянной честью, ославленная на кладбище: молодой человек вёл беседу, а затем не предложил руку и сердце; а также я – благороден и самодостаточен, как картины виконта Гегеля.

Мы – прекрасная пара, два лебедя на полотне художника зарождения герцога Андре де Моруа.

Батюшка ваш, хоть и умер, но благословит нас посмертно!

Приложим икону к его закоченевшим губам, призовём духов вуду, и они голосом петуха, который склюет просыпанное пшено, определит слово «Согласен», и я уверен, что петух выклюет пшено именно по буквам «Согласен», причём первая буква – чудесным образом заглавная, словно петух изучал каллиграфию в институте благородных иероглифов». – Произнёс слова любви и увидел ад между ног своих.

Действительность с улыбкой графини Натали фон Ростовой, благословением её маменьки, иконой у губ мертвого папеньки – гроб расколотили для благословения – и соловьи на кладбище, изумительные кладбищенские соловьи, в них селятся души поэтов, – всё нахлынуло на меня и вылилось в одну золотую фразу:

«А ведь, вы, князь Мишель де Болконски, обручены уже!»

Я вспомнил, что обручен с несравненной, добродетельной – шнурок от величайшего Академика Генриха фон Ватерлоо – графиней Анной МакНельсон!

Лукавый попутал на кладбище, и я обещал графине Натали фон Ростовой жениться; прежде и графине МакНельсон дал слово любви и семейного счастия и благополучия, пока болезни не разлучат нас.