Мордовский марафон

Посреди подернутого ряской пруда сонно покачивается гнилое бревно. На нем раскорячилась жирная, зеленая жаба - глупо тараща глаза, противно тряся дряблым подбородком, она квакает: "Фулиган на фулигане!" Но вот сзади, смешно взъерошив красный хохолок, весь дергаясь, как в мультяшке, появился аист. Раз - и жаба у него в клюве, только ножки дрыгаются, раз - и нет ее...

Снова зачастил дождь, исчиркав косыми кляксами стекло.

"Охо-хо! - протяжно вздохнул Чапаев. - Опять. И без того грязищи по самое некуда... Видно, и в этом году погниет все".

"У вас все не слава Богу, - вскинулась жаба. - То жарой вас иссушит, то дождем проймет. Небось, как в пивнушку, водки этой проклятущей нажраться, вам и грязь, и метель ни-почем, а как в поле...".

"Гм, - хохотнул Чапаев. - Это верно, без водочки-то мы никуда. Да ведь старые еще люди сказывали: "В кабак далеко да ходить легко, в церковь близко, да ходить склизко".

"Хозяина на вас нет - с палкой вот и...".

"Вот бы ты, мамаша, и шла в колхоз, поучила бы нас, что к чему".

"А что? И поучила бы! Перво бы наперво все пивнушки заколотила... Поменьше бы пили да раздавали разным Вьетнамам - Африкам...".

"Только бы и беды... Ну, ладно, маманя, мне тебя все равно не переговорить. Дреману-ка я лучше минуток двести, а ты мальца, если что, толкни".

Олег задумался, почему по радио все за Вьетнам и негров, а между собой их ругают, потом ему вдруг пришло в голову, что в Потьме его могут не встретить или он не узнает дядю Витю и дядю Колю - он видел их всего раза два-три, еще когда в школу не ходил. Папа их почему-то не любит и ругает паразитами, кровососами и еще как-то.

Мимо окна мельтешили хилые деревца скучного осинника, неспешно проплывали пышные кусты боярышника, с механической обязательностью выныривали и пропадали телеграфные столбы, связанные друг с другом провисшей паутиной проводов...

"И зачем мне эта Сосновка? - вяло думал Олег. - Лучше бы в Кандалакшу...".

* * *

Олег сразу узнал дядю Колю по военному плащу и резиновым сапогам точь-в-точь как на прошлогодней фотографии, где хоронили бабушку. И еще - по круглым мясистым ушам, смешно торчащим из-под фуражки.

"Ну, герой, сам приехал?"

"Ага".

"Молодцом! Давай лапу... В каком классе?"

"В третий перешел".

"Двойки есть?"

"Не-ет, двоек нет. Тройка есть, по арифметике".

"Молоток! Мой Васька тоже кое-как в четвертый переполз. А что у тебя в сумке-то? Ну-ка...".

"Там письмо для вас", - вспомнил Олег.

"Ну, письмо можно и потом, в поезде, а то размокнет еще, - дядя Коля джвикнул молнией. - Ну-ка, ну-ка... Ага, мука блинная - хорошо! Ну, консервы рыбные - этого и у нас полно, сыр тоже водится, а это что? Ух ты - рис! Молодец Настька!.. А дрожжей обещала, чтой-то не видать".

"Дрожжей, она сказала, нет нигде, ей обещали, но не достали".

"Жалко, - дядя Коля разочарованно причмокнул, и толстое лицо его озабоченно поскучнело. - В самый бы раз теперь надо".

Местный поезд еле тащился, и, когда они сошли в Сосновке - дождь уже перестал.

Грузный, как шкаф, дядя Коля вроде бы не спешил, но Олег едва поспевал за ним, то и дело спотыкаясь о шпалы. С обеих сторон узкоколейки то бесконечно тянулись какие-то потемневшие от дождя склады, то опутанные ржавой проволокой деревянные заборы, над которыми торчали сторожевые вышки.

"А где же лес, дядь Коль?"

"Лес-то? - чуть притормозил тот. - Есть. Как не быть. Во-он там, за поселком", - махнул он куда-то рукой.

"И речка?"

"И речка. Вот погоди, пойдем и на рыбалку, и в лес. Из ружья постреляем. Стрелял когда из ружья-то?"

"Нет".

"Ну вот и постреляешь. И Ваську с собой возьмем".

"А овчарка у вас есть?"

"Овчарка не овчарка, а был Казбек, да и тот копыта откинул, едри его под хвост... Обожрался чего-то. А что отец-то твой, бывает?"

"Ага. В январе приезжал...".

"Ну и где он сейчас?"

"В Кандалакше".

"Это в Мурманске, что ли?"

"Не-ет, до Мурманска еще поездом. Он у своего друга дяди Леши. Добывает апатиты", - с удовольствием выговорил Олег - он любил всякие непростые и не очень понятные слова.

"А как же Настя, матерь то есть твоя, пишет, он на путину завербовался?"

"Так то весной было, а сейчас третье июня. Уже вернулся, - сказал Олег и для точности прибавил: - Наверное".

"А Василий-то Иваныч, дядя Вася, что ли, он как - ндравится тебе?"

"А он мне что? - Олег прикинулся равнодушным и побежал, балансируя руками, по рельсе. Револьвер железный купил, - остановился он. - У меня его Витька Зарайкин из 4-го "Б" взял поиграть и врет, что потерял".

Недавно этот дядя Вася выпроводил его в киношку - картина, говорит, мировецкая, еле билет достал. А там мура какая-то про стройку и про любовь, и в зале почти никого, он ушел с середины, а дома дверь на крючке - еле достучался...

"А знаете, дядь Коль, почему Кандалакша называется?"

"Нет. Ну-ка расскажи".

"Там были каторжники, а когда пришла революция, они кандалы сбросили и сказали: все, кандалам ша! - конец, значит".

"Гм. Вот оно что. Молодец! Мой тоже в четвертый перешел, а не бельмеса...".

"Я в третий только, дядь Коль".

"Тем более".

"И это я не в школе, это мне папка рассказал, вот как зимой-то приезжал".