Море

Доктор Амбруш Сентмарьяи стоял на террасе и смотрел в сад. Ржаво-красные виноградные листья раскачивались на ветру, забытая лиловая гроздь болталась на перекладине беседки. Моросил мелкий дождь, обмывая красную скамейку, голый орех, бурые и черные кочки на обледенелой земле; пролетали мокрые хлопья снега. Возле плюща среди утративших листья подруг стояла одинокая, чахлая хризантема и мужественно боролась со смертью. Сентмарьяи горько вздохнул.

— Пассивное сопротивление. Что ж, пусть будет пассивное сопротивление. Твоя тетушка Ида не дает мне покоя, все уговаривает укрыться в доме, находящемся под защитой шведского посольства. Скажи, что у меня общего со шведами? Я только и знаю, что у них столица Стокгольм и говорят они на какой-то смеси немецкого и английского языков. Чем для меня законы Густава Адольфа лучше наших собственных?

Тибор Кеменеш собрался было ответить, но старик схватил его за плечо.

— Ты только послушай, сынок, как обстоит дело с юридической точки зрения. Я кавалер серебряной и золотой медалей за храбрость… во время наступления контрреволюции я заслужил признания и был удостоен значка «Сигнум Лаудиус». Я был членом верховного суда и, помимо особых привилегий, получил право неприкосновенности жилища. Ну так вот, правительство Салаши упразднило неприкосновенность личности, но не аннулировало неприкосновенность жилища. Итак, в чем же заключается юридическая сторона положения? А в том, что, как только я выйду за порог своей квартиры, ее неприкосновенность сразу же теряет для меня силу, то есть я еврей, обязан носить желтую звезду и считаться со всеми ограничениями… Но, пока я не покидаю своего дома, меня оберегает его неприкосновенность на основании распоряжения Хорти за номером четыреста семьдесят пять дробь тысяча девятьсот сорок четыре. Дорогой сынок, Венгрия — это государство законов, и я верю в наш конституционный строй. Венгерскую конституцию уже не раз пытались растоптать, но юридические устои венгерского народа всегда побеждали. Сам Ференц Салаши — и тот вынужден был присягнуть конституции и присвоить себе титул «вождя нации», то есть заявить о своей готовности осуществлять власть в духе законов и конституции.

— А я все-таки посоветовал бы вам… — начал Тибор, но, раззадоренный своими собственными словами, Амбруш перебил его:

— История других народов полна убийств. Возьми, например, английских королей, или бесконечную грызню тори и вигов, или в Италии гвельфов и гибеллинов, погляди на династии Бурбонов и Валуа, вспомни Варфоломеевскую ночь или французскую революцию… У нас же дворянство не пожелало проливать кровь Эндре Второго и издало Золотую Буллу[33]. А как произошла наша величайшая революция? Какой-то поэт вышел на ступеньки Национального музея и обратился к толпе, которая слушала его, стоя под зонтиками.

— А Пакоздская битва? А Ишасег? Комаром? Шегешвар? Арад?

— Это случилось не по воле венгров, а по вине австрийского императора и русского царя… Голос Венгрии прозвучал в «Пасхальной статье» Ференца Деака… Да, дорогой сынок, нам чуждо насилие… Закон и порядок, закон и порядок — вот что правит миром. Я не сделаю отсюда и шагу. Твоей тетушке Иде мерещатся ужасы, она опасается, что дворничиха донесет на нас. Дворничиха — темная старуха, она вряд ли закончила три класса начальной школы. Ну что ж, пускай доносит. От этого мне ничего худого не будет. Закон, дорогой сынок, — прочная основа всей жизни… Пошли, хватит политики, поедим чего-нибудь.

Тибор хотел было возразить, но затем пожал плечами и последовал за стариком в столовую.

Тетушка Ида накрыла стол на троих. Алтвинский фарфор, белоснежная камчатая скатерть, тяжелые серебряные приборы с монограммами и тут же блюдо с фасолью. Сентмарьяи принялся медленно работать вилкой.

— Дорогая, не найдется ли у нас немного хлебца?

— К сожалению, нет ни кусочка.

— Ну и не надо. Рагу и без того получилось отменное. Ты, дорогая, непревзойденная кулинарка.

За обедом пили из граненых хрустальных стаканов колодезную воду, и притом маленькими глотками, так как ее приходилось носить ведрами из четвертого дома, а поскольку Сентмарьяи не могли выходить из квартиры, они покупали питьевую воду за бешеные деньги у своих соседей.

После обеда Сентмарьяи поцеловал жене руку. Тибор тоже поблагодарил за царское угощение и в благодарность за обед сбегал в соседний дом за водой, затем попросил у дяди Амбруша разрешения кое-что отпечатать на машинке.

— Изволь, проходи ко мне в кабинет.

На допотопной машинке работа продвигалась ужасно медленно. Надо было заполнить три бланка: один на имя Лайоша Кре чмара, другой — Антала Перге, третий — Белы Каша. Тибор почти отпечатал удостоверение на имя Лайоша Кречмара, когда во дворе послышался громкий крик.

— Всем, всем сойти вниз, — горланила дворничиха, до смешного толстая женщина лет сорока. Очевидно, она растолстела совсем недавно. Платье так плотно облегало ее фигуру, как будто она только вчера была подростком и вдруг выросла, да и юбка сантиметров на десять была выше, чем подобает носить женщине. — Срочно сходите вниз! Все до одного!