Артём смутился, но делать нечего, пришлось обосновывать. Он исходил из того, что снаряд для практических стрельб выточен из сплошной чугунной отливки и сам по себе взорваться не может. Точный удар при огромной скорости полета такого снаряда, по идее, разрушит мину прежде, чем успеют сработать её собственные взрыватели.
— Перейдем к делу, — оживился Юрий Владиславович. — Нужна гарантия попадания с первого выстрела.
Но Чеголин молчал. Он не мог дать такой гарантии.
— Коли так, послушаем практиков, — заключил Выра. — Главного старшину Буланова на мостик!
Осмотрительный Иван Аникеевич сначала попросил разрешения посоветоваться с другими старшинами и в результате своих переговоров доложил, что старшина первой статьи Яков Рочин берется за эту задачу при условии, если ему не станут мешать.
— Добро, — рискнул Выра. — Действуйте!
И вот прозвучала боевая тревога, фактически боевая, без предварительного сигнала: «Слушайте все!» Личный состав разбежался по местам в надувных резиновых жилетах. Аварийные партии и спасательные средства находились в полной готовности. Стол в кают-компании накрыли стерильными простынями, осветили бестеневыми софитами, и там закипел автоклав с хирургическими инструментами.
А ют опустел. Расчет кормового орудия в целях безопасности сократили до минимума. У пушки осталось всего два человека, и ещё лейтенант Чеголин счел необходимым занять наблюдательный пост в непосредственной близости на кормовом мостике.
Яков Рочин не спешил, и действия его со стороны казались какими-то необязательными. Чеголин не понимал, к чему крутить штурвалы наведения, разворачивая ствол по всему сектору. К чему разбирать и собирать стреляющее приспособление? С какой стати вгонять в камо́ру учебный патрон, снова и снова заряжая орудие и разряжая его? Кормовая пушка была точно такой, как и носовая, которой Рочин командовал, но старшина приглядывался к ней, будто видел впервые. Чеголин не подозревал, что не существует двух абсолютно одинаковых механизмов. У каждого свой норов, и мелочей здесь нет. Лейтенант ёрзал, досадуя на запрет вмешиваться.
«Торок» двигался наискось к волне. Так качало сильнее, зато трал с миной загибался хвостом, выводя близкую цель в угол обстрела. Рочин наконец развернул пушку и, опустив клиновый затвор, стал заглядывать внутрь. Оптические прицелы на такой дистанции бесполезны, но целить через канал ствола на качающейся палубе Чеголину тоже казалось бессмысленным. Даже уловив мелькание мины в дульном кружке, старшина всё равно не имел возможности остановить мгновение. Он вряд ли слыхивал о докторе Фаусте, зато лейтенантский секундомер мог в данной ситуации пригодиться. Но Яков Рочин даже не оглянулся на своего командира БЧ.
Рочин отшатнулся от пушки, забавно пританцовывая в такт качке, и махнул заряжающему, который держал наперевес единственный патрон. Тот загнал его с маху, и сразу возник соломенный плевок огня. Воздух нокаутировал Чеголина, ударив в лицо и в уши. Артём забыл приготовить защитные пробки из ваты, не успел приоткрыть рот и дальше видел всё, как в немом кино. Казенная часть пушки, резко отскочив, обнажила гладкий цилиндр со штоками сверху и снизу. Затем всё это стало задвигаться обратно, выплюнув дымную гильзу. А старшина первой статьи Рочин, тут же потеряв интерес ко всему на свете, повернулся к орудию спиной и пошел по палубе вразвалочку, руки в карманах.
«Значит, попал? — поразился Чеголин, веря и не веря догадке. — Засадил снарядом с первой попытки, несмотря на зыбкость качающейся платформы? Значит, мина раскололась, хотя малейшая неточность влекла рикошет и неизбежный взрыв…»
Бинокль лейтенанта не желал наводиться на резкость. Вода слепила, сверкала мятой фольгой и казалась обкладкой от лейденской банки. Но цель точно канула, будто её не существовало вообще. Только целлулоидная кислая гарь и разводы цвета «побежалости» на горячей гильзе остались напоминанием о выстреле.
На ходовом мостике «Торока» тоже запахло порохом, но уже не в прямом смысле. Любой конденсатор разряжается быстро — искрой, а нервы— у всех по-своему. «Командор», прогнав пинком Жулика, чтобы тот не путался под ногами, заскрипел престарелой душой. Он объявил, что на этом корабле всё делается на фу-фу, да, да, и еще разводят турусы на колесах. Что надо прежде убедиться, была ли в трале действительно мина, и потому весь оставшийся за бортом металлолом следует извлечь на палубу для предъявления опытным специалистам. Выра, насупившись, застопорил машины, а Пекочинский побежал на ют вылавливать вещественные доказательства.
— Следовать в базу! — сухо проронил Юрий Владиславович после доклада об окончании забортных работ. Он не ожидал возражений, тем более от мальчишки инженер-лейтенанта. А Бестенюк отказывался давать ход без водолазного осмотра винтов, ссылаясь на какую-то оттяжку, которая оборвалась в момент подъема.
— Командир! Вы меня слышали?
— Я верю своему механику, — уклончиво заявил Выра.
— Выполняйте приказ! Да, да, приказ.
— Прошу зафиксировать это в вахтенном журнале, — закусил удила Бестенюк.