— Коли так, подобьем бабки: стрелять научился, хотя не сразу. Вахту стоять — тоже, а также мыслить тактически. С нормальным высшим образованием — дела нехитрые… Но офицер должен командовать, следовательно, понимать и оценивать людей. И еще уважать дело, которому служит, — качалась перед Чеголиным голова-глобус, а ладонь лелеяла остатки шевелюры. — Незаменимых, верно, нет. Но на корабле всё взаимосвязано. Нельзя служить, думая только о себе.
Как бы ни было трудно, всё равно нельзя…
Чеголин непримиримо молчал.
— Разговор, видно, не ко времени. Надеюсь, поостынешь и разберешься. А пока есть особое задание.
Выра протянул Артёму журнал сигнально-наблюдательной службы, последняя запись в котором была такой:
«Командиру! Старшина первой статьи Рочин арестован на десять суток строгого ареста за оказание сопротивления патрулю. Комендант гарнизона».
— Разберешься на месте…
— Чего разбираться? Он уже месяц на «гражданке».
— Отнюдь. Пока не обменял документы в военкомате, считается военнослужащим.
— Наверняка был пьян, при задержании пререкался. Ничего удивительного. А вы еще хотели его на сверхсрочную…
— К тому и веду, что кипятишься. Яков Рочин в рот не берет. Бывало, отдавал даже свою фронтовую норму. А если считает себя правым, точно, за словом в карман не лезет… В общем, нехорошее дело. Следует выяснить. Я бы поехал сам, да, боюсь, не получится с тем комендантом сердечного разговора.
— Тот самый? Который Максима Рудых в «сынули» произвел?
— Выходит, слышал, о чем вспоминали за праздничным столом? Так и предполагал…
Вместо желанного и до зарезу необходимого отпускного билета Чеголин получил командировочное предписание. В каюте командира корабля его едва не занесло, как в прошлый раз на палубе с прибором Крылова, но в последний момент удержала резонная мысль. Поручение не трудное. В комендатуре с лейтенантом рассусоливать долго не станут, но подробности задержания Рочина, безусловно, сообщат. А потом будет время обратиться к начальнику отдела кадров офицерского состава с просьбой о переводе с «Торока» куда угодно. Если там захотят объективности, можно сослаться на Пекочинского. Мнение двух молодых офицеров — это уже серьезно, это не жалоба одного.
Глава 2. Вакцинация по-житейски
За два месяца, пока «Торок» находился в Белом море, Василий Федотович не получил ни одного письма, но не придал этому значения: коли нечего сообщать, значит, порядок. Дома у него всегда был порядок, если не считать мелких стычек, без которых, вероятно, не обходится ни в одной семье. Когда, после прибытия из загранкомандировки, он прислал Петра Осотина с подарками и ящиком мясной тушонки, а сам ушел в море, Раиса Петровна возмутилась:
— Что я, не живой человек? Прикажешь с твоим боцманом жить?
Беспардонность её претензий позабавила Выру, хотя и коробила слегка. Но что делать, если жена работает в госпитале? У медиков запретных тем нет и всегда все на виду. Конечно, Василий Федотович сослался на войну и тяготы службы. Признаться в том, что он заступил на дежурство, подменив друга, об этом не могло быть и речи. Выра знал, что правды не поймут и вряд ли простят. Однако у женщин на такие делая особый нюх. Раиса Петровна, словно догадавшись, еще пуще невзлюбила Максима, и тот платил ей тем же. Друзьям приходилось встречаться на «нейтральной почве». Когда работаешь в паре, обязательно требуется обсудить каждый маневр, чтобы понимать соседа, как себя. Но эти рандеву, отнимая короткие часы отдыха, не всегда выглядели чисто деловыми.
— Так не оставлю, грозилась супруга. — Пойду в политотдел: так и так, разберитесь, муж променял семью на занюханного цыгана.
— Сколько раз объяснять, мы с ним не в бирюльки играем.
— Дурочку нашел? Ну-ка дыхни! Водка идет под бирюльки?
— А коньяк у тебя на плечах, — отшутился Выра, намекая на шубу из оленьего меха.
— Бессовестный скряга! — вспыхнула Раиса Петровна. — Попрекать меня своими подарками?
На самом деле Выра с деньгами никогда не считался, зато хорошо знал, как его половина реагирует на обстоятельства, связанные с приобретением указанной обновы. Шубы отпускали по талонам промтоварных карточек, и продавщица уже кричала, что задние в очереди могут не беспокоиться. Но Раиса Петровна и не собиралась становиться в хвост. Протолкавшись вперед, она объявила, что идет с ночного дежурства в госпитале, что спасает жизнь морякам. Есть ли у неё время стоять? Гарнизонные клуши закудахтали, стали хватать её за локти, а одна нагло заметила, что шубы — это не белый халат. Но голыми руками Раису Петровну не возьмешь.
— У меня муж герой, — взвизгнула она. — А вы пихаетесь.
— Как фамилия? — галдели бабы. Обладателей золотых звездочек в базе знали наперечет.
Раиса Петровна сгоряча хотела соврать, предварительно осмотрелась — нет ли кого из знакомых, и вдруг в очереди увидела своего «героя», который зачем-то торчал в магазине, вместо того чтобы править службой на «бобике».
— Ты? И молчишь? А жену пусть всякие оскорбляют?
— Скажи, что нужно. Я имею время постоять и купить.