Море дышит велико

К Роману Мочалову пришла слава, но, слушая ко­мандира «Торока», он не выглядел именинником. Некоторые из присутствующих полагали, что это у него от скромности. Настоящие герои обязательно дол­жны быть скромными и обладать рядом других поучи­тельных качеств. Так считается издавна, а обществен­ное мнение приходится уважать всем, даже самим ге­роям. Доктор никак не мог представить себя на гра­нитном пьедестале. Хотя, обернись обстоятельства несколько иначе, останки его могли найти через много лет где-нибудь на берегу залива Миддендорфа или в ледяных шхерах Минина на необитаемом острове Под­кова. Их предали бы земле со скорбью и воинскими почестями. Живой Мочалов со всеми его недостатками сделал больше: он не погиб сам и не дал погибнуть остальным. Плотик потом тоже удалось разыскать. С плотика сняли семерых обмороженных и труп быв­шего загребного, которого доктору не хотелось вспоми­нать по фамилии.

— На море часто бывает, когда гибнут не самые слабые в смысле физическом, — нехотя пояснил Ро­ман. — Стоит кому дрогнуть духом, отчаяться — и ко­нец. Такие сходят с ума или просто затихают, пере­став бороться...

Насильственный вывод из безвестности оказался для корабельного доктора весьма обременительным. В частности, именно его, заставив пристегнуть ордена, назначили дежурным по кораблю в праздничный день годовщины подъема флага: Пятнадцать лет плаваний и боев для «Торока» были не меньшим юбилеем, чем для иных деятелей — круглые даты. Старшего лейте­нанта медслужбы особенно смущало, что на этот день маленькому «Тороку» одолжили духовой оркестр. С Романа хватило бы ответственности за праздничный стол. Корабельные коки на тесном камбузе взялись за­жарить этакую прорву благоприобретённых уток.

В общем, Мочалов волновался зря. Дирижировать оркестром ему не потребовалось, а сигнальщики в по­ложенный момент благополучно подняли и кормовой флаг, и стеньговые флаги, и флаги расцвечивания. Он растерялся уже потом, увидев, что к правому борту сторожевика приближается катер. Особого флага он не нес, но матросы-крючковые на носу и корме замерли с древками у плеча. Выра моментально сориентиро­вался:

— Правый борт... Круу-гом! Спустить парадный трап!

Горнист из оркестра дал сигнал «Захождение», а потом прозвучал «Встречный марш».

— Лихо у вас получилось. Не хуже, чем на линко­ре, — смеялся могучий адмирал с таким же круглым лицом, как у Виктора Клевцова.

— Здорово, именинники!

Неизвестно, что прозвучало громче: поздравление или дружный радостный ответ в десятки луженых глоток.

— Не ждали? Думали, прибуду с рейсовым «Крас­нофлотцем»?

— Какой он «Краснофлотец», если девяносто пятого года призыва, то бишь постройки, — ехидно ответили ему из строя. — По-нашему, «сверхсрочник». Песок сыплется, но службу любит.

Контр-адмирал не рассердился, наоборот, со вкусом повторил матросскую кличку старого парохода. Теперь уже хохотала вся команда, а лейтенант Чеголин догадался, что перед ним начальник политического управления флота.

— Тебя, Василий Федотыч, поздравляю особо, — сказал он, вручая погоны с двумя чёрными просвета­ми и серебристой звездой в центре, — носи с честью, капитан третьего ранга Выра. Пришлось задержаться, пока выяснял, есть ли уже приказ...

В запасе у высокого гостя оказался не один праздничный сюрприз. Штурмана Шаркова возвращали на эскадренный миноносец, но не на прежний. Где-то достраивался совершенно новый корабль, который очень ждали на флоте, называя пока по номеру проек­та. Служить на таких кораблях мечтали все офицеры. Виктору Клевцову присвоили звание старшего лейтенанта и утвердили кандидатом для поступления в Во­енно-политическую академию. Только Макару Плато­новичу не досталось ничего приятного. И он заметно. огорчился.

Кают-компания на «Тороке» не могла вместить всех гостей. Выра распорядился накрыть также и письменные столы в каютах. Но раздвинутые двери не могли объединить всех собравшихся на праздник. Мо­лодёжь делала вид, что пировать на отшибе очень удобно. Разговор за главным столом доносился в каю­ты веселым гомоном, но, к сожалению, нельзя было разобрать ни единого слова. Освободившись от пра­здничного дежурства, в пятую каюту пришел Роман Мочалов и сразу же предложил запивать жаркое компотом. Приготовленный по его рецепту компот по­зволял чокаться и существенно поднял тонус лейте­нантского филиала. Роман принялся рассказывать байки о своем «амике».

— Послушай, Роман, — возмутился Пекочка. — И это всё, что ты можешь вспомнить?

Мочалов показал через плечо в коридор, в котором плескались жизнерадостные звуки.

— Слышите? Держу пари, что командир травит сейчас что-нибудь о своем закадычном Максе.

Последние дни Василий Федотович был хмур. К нему не всегда можно было подступиться и по служебным делам.

— Спорим! — согласился Чеголин, но честно пре­дупредил: — Ты наверняка проиграл.

Заглянув через порог кают-компании, они увидели своего командира на обычном месте во главе обеденно­го стола. Погоны старшего офицера преобразили его. Непривычный Выра как-то отмяк, хотя и, точно, не молчал: