Море дышит велико

— Макс был не только настоящим моряком. Он состоял в сыночках у командующего флотом.

— Приемным?

— Судите сами, — смеялся Выра. — После походов мы с Максом, бывало, отмечались в «Капернауме». В море какой разговор? Только разве флажками. У меня был свой дом, а Максу податься некуда, кроме как на свой «бобик». Вот на обратном пути из ресто­рана его и подстерег комендант.

«Так пройдемте или вызвать патруль?» — спросил он, и Максиму ничего не оставалось, как смириться:

«Пойду. Вот только, если возможно, не доклады­вайте «бате». Сами знаете, он какой».

«А кто, позвольте узнать, будет ваш папаша?»

«Кто же, кроме Комфлота?» — удивился Максим.

Кают-компания громыхнула. Казалось бы, не было человека на флоте, который не знал, кого и почему все величают «батей», а комендант был ошарашен. Не спросив удостоверения личности, он сам сопроводил Максима до трапа «большого охотника», чтобы тот, упаси бог, не нарвался на менее деликатных патрулей.

Василий Федотович вспоминал, и казалось, что Максим Рудых тоже сидит с гостями за праздничным столом и тоже смеется, заламывая цыганские брови чаячным крылом. Как несказанно удивился тогда Максим предупредительности сурового службиста, а догадавшись о причине, не стал разочаровывать своего спутника.

— Утром мы с Максом решили, — продолжал Вы­ра, — что трепаться нельзя. Хотя и заманчиво, но обойдется себе дороже. И надо же, вскоре «сыночком» дразнилась вся база. Макс валил вину на мою плешь, поскольку дело было без свидетелей, а коменданту, по идее, разоблачаться ни к чему...

— Могу отпустить грехи, — хохотал начальник политуправления. — Пошло от коменданта. Сам признал­ся. На моих глазах.

— Какой ему резон?

— Долг службы в его понятии, и больше ничего. Включить задержание Рудых в сводку происшествий по гарнизону он, правда, не решился, но на докладе у командующего вел себя странно.

«Что там еще?» спросил адмирал.

«Уж не знаю, как доложить... Сыночка вчера по­встречал. В нетрезвом виде...»

«Что? — поразился командующий. — Какого еще «сыночка»?»

«Вашего... В рыжем реглане... Но они ошибку свою понимают, признались, что не желают вас огорчать... Лично проводил их до самого корабля. Шустрый та­кой старший лейтенант...»

Артём Чеголин тоже смеялся, стоя в дверях кают-компании «Торока». Пари с доктором было проиграно, но это не вызвало у него досады. Артём жалел только о том, что кают-компания на сторожевом корабле та­кая тесная и сегодня в ней не нашлось места для мо­лодёжи.

За праздничным столом рассказывали в основном про войну, но так, что можно было подумать, какое это было лихое и весёлое время. Флотские байки вовсе не походили на выдумку. Обстановка и поступки дей­ствующих лиц обязательно излагались с реальными подробностями и походили на примеры из лекций ка­питана первого ранга Терского. Разница заключалась только в развязке, и вместо суховатых выводов с нуме­рацией по пунктам итоги подводил смех.

Самое удивительное, что «Борю Терского» здесь знали все. Полчаса проторчав в дверях кают-компа­нии, Артём многое узнал о своем бывшем преподава­теле: и про его норвежский крест Святого Улафа, и даже о трофейном «оппеле», который, оказывается, родился почти как в древнем мифе — из пены мор­ской.

Сага о птичке Феникс

Сходни на полной воде задирались круто, а тяже­лые сапоги тащили за собой раскисшую глину и скользили обратно. Измызганное обмундирование бой­цов сливалось с окрестными скалами, давно не бритая щетина — с ворсом шинелей, и ругань тоже звучала тускло, не облегчая.

— Веселей, служба — торопил Осотин. — Не пля­ши, ровно корова на льду!

Он плотно утвердился на палубе, сдобренной со­ляркой от ржавчины. Хромовые корочки из-под кле­шей боцмана тоже блестели, брючины тонкого замор­ского сукна полоскали стягами на ветру. Промеж мин­ных рельсов были уложены ворсистые шпигованные маты рядком. Осотин лично следил, чтобы каждый де­сантник «как следовает быть пошоркал копытами» по пеньковому ворсу, а не волок грязищу на боевой ко­рабль.

— Здорово, боцман!

— Главный боцман, — строго поправил Осотин и тут переменился в лице.

— Вижу, что       «старший», — растёшь, — устало улыбался Клевцов, навьюченный «сидором», как и все десантники, а на ватнике его были приторочены невзрачные полевые погоны с махонькой звездочкой на зеленом просвете.

Вообще-то Клевцов был прав. Главные боцмана по­лагаются только на крейсерах и других крупных ко­раблях первого ранга, но с переходом на сторожевик Осотин переоделся в китель, стал по воинскому зва­нию главным старшиной, и в обиходе должность его и звание объединились для краткости. Даже коман­дир «Торока» капитан-лейтенант Выра и тот называл Осотина главным боцманом, а Виктор Клевцов, вишь ты, не упустил напомнить о штатном расписании. Или он хотел подчеркнуть, что сам из моряков и не чужой на палубе человек?

— У всякой ягодки свой скус, — уклончиво отве­тил ему Осотин и уже другим тоном распорядился: — Младшего лейтенанта проводить в офицерскую кают-компанию!

— Благодарю — не надо. Я лучше со своей брат­вой.