Есть былина о корабле-призраке, который появляется, каждый раз перед обреченным к гибели судном...
Живо до последних дней поверье, что в декабре месяце, каждого года, с острова Березань слышатся винтовочные залпы. Дата эта — расстрел лейтенанта Шмитта, поднявшего восстание на Черноморце в 1905 г. и похороненным после казни, на этом острове...
Хотя советские флотские новобранцы проходили сугубую политическую обработку и политбеседы заменяли нм церковную службу и, вообще религию, первогодники, да и старые матросы в душе не теряли Бога и к рассказам старших товарищей относились доверчиво. Особенно внимательно они слушали о лейтенанте Шмитте, память о котором не заглохла и в глухих деревушках России.
В то время, как одни первогодники слушали морские поверья, а другие веселились на баке судна в песнях и прибаутках, один из новоприбывших матросов приписанный к кораблю, взамен арестованных товарищей в Новороссийске, никакого участия ни в плясках, ни в песнях не принимал и сторонился от всей массы. Было видно, что на его душе тяготело какое то горе, не оставлявшее его ни на минуту в покое.
Этого парня я заметил еще в гавани Новороссийска, во подойти к нему, расспросить, за службой не было времени.
Не видя и здесь в нем никакой перемены и замечая, что он с каждым днем худел и становился еще более молчаливым и нелюдимым, я решил, что он чем то болен и доложил о нем новому командиру корабля № Орлову.
Тот, выслушав меня внимательно, приказал судовому фельдшеру освидетельствовать матроса и доложить лично ему.
Медицинский осмотр Боброва, как звали моего „больного ”, ничего плохого в его организме не обнаружил и фельдшер рапортом командиру корабля донес, что здоровье его прекрасное и к морской службе он вполне пригоден.
Однажды, проходя мимо Боброва (сам он был уроженец Сибири), я заметил, что на мое приближение он не обращает никакого внимания, а взор его был устремлен далеко, в морскую даль. Он, словно в этой дали искал для себя защиту.
Мне стало понятно тогда его настроение. Бобров действительно был болен, но болен нс физически, а душевно и, когда пробили склянку ко сну, я просил расходившихся по своим каютам вахтенных, не оставлять сибиряка одного на палубе. „Таинственность моря н тайны моряков, также бывают бесформенные, глухие”
Черноморцы — народ отзывчивый к чужому горю. Шторм иные дни научили их держаться друг за друга, так и тут, пятеро старослуживцев тотчас-же подсели к Боброву и участливо начали допытываться — что с ним?