Море и жаворонок. Из европейских и американских поэтов XVI–XX вв.

Особое место в этой книге занимает средневековая ирландская поэзия, которую также называют монастырской лирикой, потому что авторы по большей части были монахи. Это самая ранняя рифмованная поэзия в Европе (не считая арабской андалузской) и во многих отношениях уникальная. Уже в VIII–IX веках ирландские поэты разработали весьма изощренную систему стихосложения – силлабическую в своей основе и сложно зарифмованную. Не зная древнеирландского языка, я переводил по подстрочникам, но при этом смотрел в оригинал и старался сколько можно сохранить звучание и формальную структуру стихов.

В заключение хочу процитировать сонет Джона Китса. Предварю его только одним примечанием: в самом начале у Китса, по-видимому, аллюзия на слова Филипа Сидни из его знаменитого трактата «Защита поэзии»: «Природа – бронзовый истукан, лишь поэты покрывают его позолотой».

Как много славных бардов золотят
    Чертоги времени! Мне их творенья
    И пищей были для воображенья,
И вечным, чистым кладезем отрад;
И часто этих важных теней ряд
    Проходит предо мной в час вдохновенья,
    Но в мысли ни разброда, ни смятенья
Они не вносят – только мир и лад.
Так звуки вечера в себя вбирают
    И пенье птиц, и плеск, и шум лесной,
    И благовеста гул над головой,
И чей-то оклик, что вдали витает…
    И это все не дикий разнобой,
А стройную гармонию рождает.

Из древнеирландской поэзии

Песнь Амергина

Я сохач – семи суков
Я родник – среди равнин
Я гроза – над глубиной
Я слеза – ночной травы
Я стервятник – на скале
Я репейник – на лугу
Я колдун – кто как не я
Создал солнце и луну?

Я копье – что ищет кровь
Я прибой – чей страшен рев
Я кабан – великих битв
Я заря – багровых туч
Я глагол – правдивых уст
Я лосось – бурливых волн
Я дитя – кто как не я
Смотрит из-под мертвых глыб?

Я родитель – всех скорбей
Поглотитель – всех надежд
Похититель – всех быков
Победитель – всех сердец

Монах и его кот

С белым Пангуром моим
вместе в келье мы сидим;
не докучно нам вдвоем:
всякий в ремесле своем.

Я прилежен к чтению,
книжному учению;
Пангур иначе учен,
он мышами увлечен.

Слаще в мире нет утех:
без печали, без помех
упражняться не спеша
в том, к чему лежит душа.

Всяк из нас в одном горазд:
зорок он – и я глазаст;
мудрено и мышь споймать,
мудрено и мысль понять.

Видит он, сощуря глаз,
под стеной мышиный лаз;
глаз мой видит в глубь строки:
бездны знаний глубоки.

Весел он, когда в прыжке
мышь настигнет в уголке;
весел я, как в сеть свою
суть премудру уловлю.

Можно днями напролет
жить без распрей и забот,
коли есть полезное
ремесло любезное.

Кот привык – и я привык
враждовать с врагами книг;
всяк из нас своим путем:
он – охотой, я – письмом.

Рука писать устала

Рука писать устала
писалом острым, новым;
что клюв его впивает,
то извергает словом.

Премудрости прибудет,
когда честно и чисто
на лист чернила лягут
из ягод остролиста.

Шлю в море книг безбрежно
прилежное писало
стяжать ума и блага;
рука писать устала.

Король и отшельник