Море штормит

КОНВЕРТ ИЗ ГАЗЕТНОЙ БУМАГИ

Зина, спотыкаясь в темноте о крючковатые корневища, опрометью бежала через лес. Вот наконец и опушка. Здесь, в небольшой мазанке, крытой жухлой соломой, разместили раненых. Сами санбатовцы устроились на ночлег в палатках и прямо в фургонах.

Тяжело дыша, Зина поднялась на крыльцо. Бесшумно отворила дверь, на цыпочках прошла через сени в крохотную комнатушку, служившую когда-то кухней. За столом, на котором дымила сделанная из гильзы коптилка, уронив голову на руки, дремала дежурная сестра. Она тотчас вскочила и растерянно заморгала глазами.

— Ты что? Смена?

— Да нет же, — отозвалась Зина. — Вернулась я.

— Вот еще новость. С чего это вдруг?

— Да все из-за того сапера. Осколок у которого в руке. У окна мы его уложили.

— Забудешь такого! Ругался-то как — помереть ведь можно! В редакцию, мол, ему надо, а не к хирургу. А сам потом как стоял, так без сознания и повалился.

Зина покосилась на дверь, приоткрытую в другую комнату, и понизила голос:

— Я гимнастерку его брала починить. Рукав-то мы ему до самого плеча распороли.

— Так ты еще в дежурство его зашила.

— Зашить-то зашила, а вот это… — Зина показала сестре самодельный конверт из газетной бумаги. — Вынула из кармана, когда пуговицу пришивала, а потом закрутилась и с собой унесла. Спохватилась — бегом назад. Человек, может, тревожится. Вдруг у него здесь письмо из дому.

— Ненормальная, — всплеснула руками дежурная. — Спит твой сапер без задних ног. Отдыхала бы лучше. — Ворча, она взяла со стола коптилку и, прикрыв пламя ладонью, кивнула Зине: — Ладно уж. Коли принесла — положим на место. Тоже мне, не могла подождать до утра…

Тусклый дрожащий огонек слабо осветил квадратную комнату с глиняным полом и низко нависшим потолком. На раскладных кроватях, тесно составленных одна к другой, а то и просто на сдвинутых лавках лежали раненые — все больше молодые ребята, каждый в замысловатых переплетениях бинтов. Койка у окна была пуста, одеяло валялось рядом на полу.

— Вот это номер… — упавшим голосом протянула дежурная и, задув огонь, приподняла край маскхалата, которым наглухо было завешено окно. На подоконнике лежала подушка. Одна из створок была распахнута. Ее слегка покачивал ветер. — Проглядели… Сбежал…

Зина молча вышла из комнаты. Устало опустилась на табурет, меж бровей залегли две хмурые короткие морщинки.

Исчезновение сапера выглядело более чем странным. Раненые, случалось, сбегали из медсанбата и раньше: Особенно часто в пору летних наступлений. Но делалось это всегда с единственной целью: оказаться в своей родной части. И, право, порою трудно было осуждать этих отчаянных людей. А вот шумливый сапер за все время ни разу не помянул передовую. Люто кляня врачей, он с первой же минуты рвался лишь в редакцию, и только туда…

Поколебавшись с минуту, Зина решительно вскрыла конверт. На стол посыпались мятые, обгорелые клочки бумаги. Это были обрывки листков из блокнота. Тут же оказался лоскут полосатой матросской тельняшки. На нем темное, запекшееся пятно.

Она взяла наугад несколько клочков, поднесла их к свету. Написанные карандашом полустертые буквы. Но вот они слились в первое, мало-мальски понятное слово, еще в одно…

Зина бросилась будить Рогова.

— Товарищ капитан! Товарищ капитан! Проснитесь наконец!

И вот уже лежат на планшете тщательно подобранные один к другому желтоватые обрывки бумаги, густо исписанные ровным упрямым почерком. С волнением следит Зина за движением рук капитана. Они — как во время операции. Неторопливые, спокойные и вместе с тем энергичные, чуткие, удивительно осторожные. Ей всегда казалось, что капитан должен хорошо играть на рояле — такие у него тонкие, музыкальные пальцы. Как ловко и быстро составляет он из разрозненных обгоревших клочков все новые и новые варианты и комбинации слов. Постепенно, одна за другой, пусть пока еще смутно, но все-таки вырисовываются первые фразы… Нет, наверное, Рогов в душе все-таки не музыкант, а самый настоящий исследователь, кропотливый, настойчивый, мудрый…

— А теперь, Зина, — сказал наконец капитан, — попрошу вас это записать. В точности. Вся штука, собственно, в порядке слов. Где пропуск — ставьте многоточие…

Мимо молодых дубков и ветвистых грабов, пустынными полянами и глухими балками, на дне которых журчат запоздалые ручьи, плывет над землею, прислушиваясь к далеким орудийным раскатам, влажная апрельская ночь. Положив на колени толстую тетрадку в клеенчатом переплете, Зина Осадчая аккуратно выводит карандашом букву за буквой, слово за словом: