Море воспоминаний

Элла утомляла себя бесцельными прогулками, а потом, завернувшись в одеяло, падала на диван в гостиной или лежала неподвижно на кровати, бесконечными часами глядя в потолок. Одна в пустом доме, с застывшим разумом, наполненным только грустью и ноющей болью утраты.

Каролин уехала на неделю в Париж, чтобы встретиться с адвокатом для оглашения завещания Кристофа и проследить за доставкой очередной партии картин.

Вернувшись, обнаружила Эллу в состоянии полного изнеможения. Она явно почти ничего не ела в отсутствие Каролин, ее волосы длинными грязными прядями обрамляли бледное лицо, а глаза потухли и, казалось, провалились в глазницы, подчеркнутые темными полумесяцами усталости.

– Ты должна что-нибудь съесть, – настаивала Каролин, потрясенная видом подруги, с болью глядя на нее. – Пожалуйста, Элла, просто попытайся, ради меня.

Но жизненная сила, которая всегда так ярко горела в ее подруге, внезапно погасла, и Каролин запаниковала, когда осознала всю глубину отчаяния Эллы. На следующий же день она позвонила.

* * *

Элла сидела в дюнах среди примятого песчаного тростника и смотрела на море, ее волосы нещадно трепал ветер. Белоснежный вал нахлынул с запада, врезался в песок, а затем откатился назад, волоча за собой темнеющий на глазах, пузырящийся след.

Она представила себе, как пойдет навстречу волнам, как вода, поднимаясь от щиколоток все выше и выше, будет смывать боль и печаль своим леденящим холодом, до тех пор, пока она не перестанет чувствовать. Она видела себя там, представляла себе волны, заключающие ее в свои студеные объятия, но не могла собраться с силами, чтобы встать и сделать эти последние шаги навстречу забвению. Она почти не слышала рева моря, не чувствовала озноба, который терзал ее онемевшие конечности. Все это не могло сравниться ни с белым шумом боли, звеневшим в ушах, ни с лютым холодом утраты, пропитавшим ее тело.

И поэтому она не слышала Ангуса, пока он внезапно не оказался рядом с ней.

Не говоря ни слова, он обнял ее и крепко прижал к себе, согревая теплом своего тела, убрал волосы, падавшие на глаза, чтобы поцелуями остановить брызнувшие горькие слезы. Он укачивал ее, как мать нежно баюкает ребенка, позволяя плакать – сначала тихонько, а потом навзрыд, с мучительным, гортанным воем, который, казалось, вырывался из самых глубоких уголков ее разбитого сердца.

Наконец она умолкла; по крайней мере, ее слезы иссякли. Ангус все еще обнимал ее, и они лежали вместе, прижавшись друг к другу в окружении дюн, а вокруг ревел ветер и шумел бескрайний океан. И Элле вдруг стало тепло, она почувствовала себя в безопасности в сильных руках мужа, кровь в ее жилах начала оттаивать и снова потекла, как тихая, чуть заметная струйка первых ручейков после долгой и горькой зимы.

Элла что-то прошептала, и Ангусу пришлось еще ближе наклонить голову к ее сухим, потрескавшимся губам. Он улыбнулся, услышав то удивление, с которым она повторила слова, сказанные много лет назад, ночью, в темном и чужом лесу:

– Ты пришел, чтобы найти меня. Я потерялась, а ты пришел, чтобы найти меня.

2015, Эдинбург

Когда я заканчиваю читать, бабушка кивает и закрывает глаза, улыбка озаряет ее лицо. Я накидываю ей на плечи ветхий, изношенный бледно-голубой кардиган. (Когда я предложила купить ей новый, она рассмеялась в ответ: «Ты зря потратишь свои деньги, моя дорогая Кендра. Этот старый добрый друг вполне в состоянии проводить меня».)

Всю зиму, неделю за неделей, я бережно выуживала историю Эллы из тайников ее памяти, писем, кассет и фотокарточек и записывала так, как она хотела бы это рассказать. В самом начале казалось, что это будет простое упражнение по переносу ее слов с диктофона на бумагу. Но пока я слушала, изучала аккуратно разложенные фото в альбомах и перебирала письма Кристофа и Каролин, эта история поглотила меня целиком. Я словно видела все глазами бабушки. Казалось, она пишет сама, увлекая меня за собой, и я тоже влюбилась в те места и людей, которые наполняли ее жизнь повседневными чудесами.

За последние месяцы мы стали гораздо ближе. Посещения Эллы перестали быть тяготящей обязанностью и превратились в одни из самых ярких дней моей жизни. Это стало долгожданным избавлением от реальности: от истощающей эмоции работы, от постоянного беспокойства о сыне и муже. Но и это еще не все. Теперь, зная ее историю, я смотрю на бабушку по-другому. Ее прошлое ожило и заставило меня понять, что действительно важно в этом мире. Я горжусь тем, что я – ее внучка, и надеюсь, что смогла унаследовать хотя бы часть ее мужества и чувства прекрасного.