Море Времени

По западному краю дороги донёсся приглушённый цокот копыт. Из нагромождений тумана, будто соткавшись из него, возникла белая лошадь. Её всадник, напротив, был облачён в черную кожу, которой и был обязан своим прозвищем.

Шторм всё ещё был хром, а Дождь мёртв, отсюда и новая верховая лошадь, обычно смирная кобыла по кличке Снежная. Подобно Шторму, Торисен продолжал хромать. Едва его избитая нога начала подживать, как он зацепился за Лютого, лежащего на верхней площадке лестницы старого замка и свалился в пролёт, снова вывихнув её заново. И ему не слишком помогали рассказы о том, что его сестра завела себе привычку кувыркаться вниз по лестницам, ничего себе не вредя.

Торисен гадал, чем сейчас занимается Джейм, прямо в данный, текущий момент. Он скучал по ней больше, чем мог себе представить, но мысли о ней в то же время внушали ему беспокойство. Она была такой непредсказуемой, такой склонной к нелепым ситуациям. Его последние сны сбивали с толку, определёно относясь скорее к его собственному прошлому, чем к её настоящему, но увиденному в странном ракурсе. Даже если Марк был прав насчёт прорицательной способности своего витражного окна, он определённо ошибался о том, как именно оно работает.

Что касается более традиционных способов связи, то Торисен отправил почтового всадника к Харну с вопросом, что случилось с Шиповник, как только понял, что кадетка кендар ускользнула прочь. Он оказывал ей такое персональное внимание не только из-за матери Шиповник Розы, которая спасла ему жизнь во время их побега из Уракарна, но также и потому, что судя по всем отзывам Шиповник превращалась в нечто особенное. В будущие годы она вполне могла вступить в ряды таких легендарных рандонов, как Харн Удав и Шет Острый Язык. Она уже сейчас заслужила имя Железный Шип, что было необычно для кого-то столь молодого, пусть даже она и получила его частично в честь своей мёртвой матери.

Не можешь удержать своих собственных людей, верно, парень? прошёл язвительный голос его отца из-за запертой двери в его образе души. Я лишился всех, кроме тех, кто оказался достаточно глупым, чтобы последовать за мной в Призрачные Земли. Ты сильнее меня? А твоя сестра? Ха. Ты жалкий маленький калека.

- "Это только вывих," - пробормотал Торисен сам себе. Уши Снежной дёрнулись при звуке его голоса. - "Я скоро уже буду в порядке, черт возьми."

Но часть его задумалась. Он так и не смог перерасти своего страха увечья, зародившегося во времена Уракарна, когда он едва не лишился своих горящих от инфекции рук. В юности всякий человек ощущает себя бессмертным. С возрастом понимаешь, что это не так. Подобное знание, во вред или благо? Что, если это мешает ему справляться с должностью Верховного Лорда? Ардет предупреждал его, что он держит своих людей слишком слабо. С их точки зрения, его уважительность могла ощущаться все равно, что бессилием, когда в этом изменчивом мире они больше всего нуждались в твёрдой руке. Лорду прощается практически всё, за исключением слабости.

- "Однако я опасаюсь," - продолжал говорить Ардет, определенно обращаясь теперь к мёртвому отцу Торисена, как взял привычку делать в последние дни, - "что ты ошибочно принимаешь ярость за силу. Используй свой гнев в качестве инструмента, а не подпорки, если уж всё-таки вынужден к нему обращаться. И никогда не позволяй ему использовать тебя."

Его бывший учитель определённо выскальзывал из реальности, с дрожью думал Торисен. Как бы сильно он порою ни возмущался деспотичными манерами старого лорда, постепенное разрушение этого выдающегося интеллекта было жуткой вещью.

Он мучительным рывком вернул свои мысли обратно к почтовым всадникам, несущим его послание Харну. Десять дней как минимум на дорогу на юг до Котифира, десять дней обратно на север. Судя по этим расчётам, ответ Харна запаздывал уже пять дней. Теперь он мог прибыть в любой момент.

Торисен осадил поводья, прислушиваясь. С холмовых вершин доносился приглушённый стук топоров, затем предостерегающий крик и треск падающего дерева. Захрустели ветки. Вздрогнула земля. Он покинул дорогу и заставил лошадь карабкаться вверх. Скоро над ним замаячили разрушенные стены Чантри [Chantrie]. Какая жалость, подумал Тори, что никто и никогда даже не заговаривал о возможности его отстройки заново, но только не тогда, когда Готрегор на противоположном берегу полнился массой лишённых крыш, заброшенных залов в самом своём центре. Норфов было попросту недостаточно, чтобы снова отстроить древнюю постройку или же сам замок.

В густом тумане впереди задвигались чьи-то фигуры. Одна из них придвинулась и стала его главным лесничим, Карапасом [Hull - оболочка, шкурка, корпус], рослым кендаром с седеющей бородой и лысой, шишковатой головой.

- "Как дела?" - спросил его Торисен.